Гроза на Шпрее
Шрифт:
— Вполне. Очень благодарен вам за Лемке.
— Всего наилучшего. Ваша машина в порядке, я залил полный бак бензина.
Снова Каров
И опять машина мчится по знакомому шоссе. Фред курит, а беспокойные мысли сменяют друг друга, и на душе тревожно. Удар надо нанести точно, чтобы самому выйти сухим из воды. Дело заключается не только в том, чтобы отомстить за Лютца. Главное — не вызвать подозрения и «выполнить» задание агента, которого он должен заменить. Судя по тому, как его оберегают, диверсия намечена серьезная. А положение Григория все усложняется.
Замелькали первые дома Карова. День был удивительно солнечный и ясный. Разноцветные домики,
Прежде всего Григорий решил заехать в Народную полицию. В руках у него гневное письмо брата Лютца, который требует как можно быстрее расследовать дело об убийстве и наказать виновных.
В кабинете его встретил другой человек, назвавшийся Фридрихом Шмидтом. Он сказал, что Вальтер окончательно слег и врачи не уверены, что смогут поставить его на ноги. Молодой красивый парень, принимавший Григория, был уже в курсе дела, знал, что человек, которого подозревают в убийстве, арестован. Бауман пока от всего отказывается. Очень важно найти свидетелей, особенно женщину, которая в тот вечер приходила к Лютцу. Даже если она не причастна к убийству, все равно должна кое-что знать. Поиски ведутся, но пока безрезультатно.
Григорий поблагодарил за информацию и, написав адрес «Семейного очага» на вырванном из блокнота листке, попрощался с Фридрихом Шмидтом.
Впереди было самое важное: встреча с законспирированным агентом. Кто он, как выглядит? И прежде всего: какое у него задание? Григорий понимал: Нунке боится своего агента, ведь тот единственный, кто знает, что убийство Лютца организовал шеф. Итак, Нунке под тем или иным предлогом уберет его. Но это уже не касается Григория. Он получил инструкцию — передать приказ Нунке о возвращении агента в западный сектор. Кроме того, Григорий был уверен: осторожный шеф обставил операцию «Лютц» так, что никто, кроме них двоих, не посвящен в детали дела. Надзиратель за деньги сообщал обо всех арестах, которые производила Народная полиция, поскольку среди арестованных могли быть агенты немецкой разведки. Итак, тюремщик для Нунке не опасен даже в том случае, если всплывет трюк с отравлением Баумана. Фамилия шефа нигде не будет упомянута. Опасен сам агент. Если Баумана отравят, агент также останется в стороне, но он все же существует, и Нунке…
«Впрочем, зачем я снова сам себе морочу голову? Ведь это меня не касается. Нет, касается. Сейчас агент увидит меня и передаст мне «дела». Значит, в случае моего или его провала он выдаст меня…»
Григорий напрягает всю свою волю, пытаясь прогнать эти мысли и сосредоточиться на главном: как организовать передачу в тюрьму, а на следующий день переправить в западный сектор агента и женщину, которая сыграет роль матери Баумана. На всякий случай он уже подготовил необходимые документы, чтобы агент и женщина могли выехать на свидание со своими «престарелыми родителями».
Остановившись возле автомата, Григорий набрал номер и попросил к телефону Эмиля Зикке. Тот сразу же ответил. Григорий поздоровался как старый знакомый, сказал, что сегодня приехал из Берлина и привез жене Эмиля письмо от брата. Спросил, где он может его передать.
После короткого молчания Зикке ответил, что лучше всего им встретиться в пивном баре, в пяти километрах к западу от Карова. Объяснил, как туда добраться, и попросил быть там не позднее пяти часов.
Времени было еще много. Григорию захотелось есть, и он подъехал к кафе. Заказал сосиски, черный кофе и стал просматривать свежие газеты. На сердце у него потеплело. Здесь были новости о восстановлении заводов, домов, улиц. Сообщалось и о том, как немцы помогают Советской Армии вылавливать гитлеровцев, скрывающихся под чужими именами. И вдруг — небольшая заметка о появлении в советской комендатуре генерала Воронова, который еще в первую мировую войну работал в английской и немецкой разведках. В заметке говорилось, что Воронов принес с собой чрезвычайно ценный материал об американской разведывательной школе и собирается обратиться с призывом ко всем русским, обманутым немцами и американскими властями, чтобы они искупили свою вину перед Родиной.
Лицо Григория посветлело. Он не мог усидеть на месте. Быстро допил кофе, сел в машину и поехал в бар. Хотелось увидеть фрау Марту, но он понимал — это категорически запрещено. К тому же — что он может сказать ей? Только то, что карающая рука наконец-то настигла ее сына.
Насвистывая модную немецкую песенку, Григорий ехал по шоссе. Навстречу ему время от времени попадались машины с людьми, одетыми в советскую форму. Ему было радостно и горько. Так и хотелось крикнуть им, заговорить по-русски, произнести хоть два-три слова. Но он все громче напевал надоевшую песенку. Машин становилось все больше, лица у солдат веселые, оживленные. Они отвоевались, честно выполнили свой нелегкий долг и теперь возвращаются на Родину.
Григорий проехал пятый километр и увидел маленький пивной бар, утопавший в зелени. Лучи угасающего солнца играли на голубых стеклах, сверкали ярко-красная крыша с маленькой башней и медное кольцо на дубовых дверях. Здесь же, на вывеске, пенилось в кружках янтарное пиво, а рядом истекали жиром розовые сосиски. Полный камуфляж. Все здесь дышало уютом и покоем.
Григорий поставил машину на отгороженную площадку и вошел в бар. Выбрал столик у окна и еще не успел ничего заказать, как к бару подъехала машина, из нее вышел светловолосый мужчина, вошел в зал и направился прямо к столику Григория.
— Простите, могу ли я получить у вас письмо для моей жены?
— Да, ее брат просил передать письмо вам лично.
— Рад познакомиться. К вашим услугам. Лучше бы нам пройти в боковую комнатку, там можно спокойно поговорить. Хозяин — мой друг и обслужит нас там.
Они сидели, удобно устроившись в креслах.
— Да уж, вы ставите передо мной очень сложную задачу. Ну, скажем, женщину, которая принесет передачу, я найду. Конечно, за большое вознаграждение. А как быть с тюремщиком? Когда его прижмут, он сразу же выдаст меня.
— Именно поэтому Нунке и приказал вам немедленно выехать в Берлин.
— Но у меня здесь все хорошо налажено. Мне нужно совсем немного времени, чтобы завершить задание. Несладко придется тогда советской комендатуре и тем немцам, которые перекинулись к большевикам.
— Нунке поручил мне заменить вас и довести до конца это дело.
Разговор длился больше часа. Затем Григорий и Зикке сели в свои машины и уехали.
Мысли Григория бежали стремительным потоком. Что делать? Предотвратить жуткую трагедию — значит выдать себя. Нунке говорил, что Зикке хорошо законспирирован, и если все сорвется, то подозрение падет прежде всего на Григория. Обыск в его квартире в связи с изменой Воронова, появление на горизонте Лемке, арест Баумана — всего этого вполне достаточно, чтобы вызвать недоверие даже у Нунке. Так, нужно успокоиться и трезво все проанализировать.
И вдруг где-то в глубине души, помимо воли, вспыхнул огонек надежды. Вспомнилось, как шумят, склоняясь к Днепру, ивы, мелькают лодки на серебристой поверхности воды… зашуршал песок на знакомой дорожке, красные и белые розы потянулись к нему нежными лепестками, касаясь лица, рук, волос. Затем засверкал, заискрился снег, и вот уже пушистые снежинки скользят по его лицу, ласкают, гладят… И уже не песок шуршит на дорожке, а поскрипывает под ногами плотный снежок. Воздух бодрит, хочется схватить пригоршню снега, смять в руке и кинуть снежком в товарища… А вот и знакомый домик. На пороге стоит отец и от радости не может произнести ни слова, только протягивает к нему руки. Какое счастье!..