Гроза над Миром

Ли Венедикт

Д-доброй ночи, Нат...
– она узнала меня, и страх ее отпустил.

– Доброй, - я серьезно подал пацану руку, и он также серьезно ответил на рукопожатие.

Тонкокостный и темноглазый (отросшие волосы делали его похожим на девчонку) он смотрел на меня снизу вверх с достоинством взрослого человека.

Его "подруга" жаждала прояснить ситуацию:

– Кир - сын Пенелопы Картиг.

Пини - светловолосую, статную даму лет тридцати, жену Арни, я не раз встречал на собраниях Госсовета.

"Вот это да! Еще бы вам не сдружиться: вдове и внуку Великого Ваги!"

Тонка набралась храбрости

пригласить меня на чашку чая в свою каморку под лестницей. Все слуги Двора Хозяйки жили в западном крыле первого этажа во вполне приличных квартирках, но Тонки это не касалось. Захламленный чулан, вот правильное определение ее обиталища. А для Кира это было желанное место, он не замечал его убогости. Сервиз у Тонки тоже оказался знатный: две треснувшие чашечки розового фарфора и черная глиняная кружка с отбитой ручкой. Я пожелал здравия обоим полуночникам и расстался с ними, крепко задумавшись. Что с того, что Тонка была когда-то наложницей полузабытого нынче правителя Острова, а Кир явно не родной сын Арни? Порядочная свинья - моя Эна.

Кстати, ко мне она так и не пришла.

С утра заседание Госсовета Хозяйка повела в ударном темпе, чтобы закончить к одиннадцати. Легким кивком давала понять, что все уяснила себе и очередной словоблуд должен немедленно заткнуться. Даже мрачный доклад Арни о будущем противостоянии Тира и Горной страны не вызвал у нее интереса. Только Пини она не прервала, лениво рисуя на листках для записок шаржи на окружающих. Выходило похоже - я видел хорошо, поскольку сидел рядом. Пини говорила о нуждах бедных, но достучаться до сердца Хозяйки министру по делам призрения не удалось.

– У кого денег нет - идет работать. Инвалиды и больные получают вспомоществование каждый лично для себя. Ни одной организации не дам ни копейки. Ворье...

Секретарь положил перед ней стопку разномастных визитных карточек. Хозяйка быстро просмотрела их, две порвала и сбросила на пол. Остальные сложила на маленький бронзовый поднос в общую кучу. Вспомнив что-то, быстро написала записку и отдала секретарю. Я не подглядывал, но раз Хозяйка не таилась от меня, то не стал играть в скромника.

Гордей! Напоминаю, что распоряжения П.К. не имеют силы, даже от моего имени. Мальчика отправьте обратно под строгим присмотром. Н.В.

Затем она нарисовала еще одну забавную рожицу и положила листок сверху остальных визиток. Я прочел подпись под картинкой: Тонка.

Бледно-розовый цвет камней пола перемежался с желтым, образуя огромное изображение знака солнца. По мере того, как темнело за окнами, все ярче разгорался свет потолочных панелей над заполнившей зал разношерстой толпой. Мундиры военных, парадные сюртуки штатских, вечерние платья женщин я описывать не собираюсь, скажу только, что на ум сразу приходили красочные клумбы в саду Хозяйки.

Сама же она - наш умелый садовник, окучивающая умы с той же легкостью, что и свои цветочки, восседала на троне в конце зала. Босая, в тех же задрипанных штанах и давно не стиранной цветной рубашке, завязанной на животе небрежным узлом. Оркестр вполсилы испускал марши и прочие воодушевляющие звуки, создавая праздничный фон. Впрочем, вру: никакого оркестра не было.

Заканчивалась процедура представления: Главный советик Ганы, молодой и надменный, отвесил четкий поклон и, получив в ответ пару одобрительных, ничего не значащих фраз, прошел к столу со своим именем на табличке. Я уже давно отрапортовал

Эне и, усевшись на отведенное мне место, наблюдал за действом. Столы все были расставлены вдоль стен огромного зала, не иначе как с целью оставить простор для последующих танцев. Веселитесь люди, ликуйте. Так же, как остроумное звуковоспроизводящее устройство заменяло нам оркестр, так и радио Острова транслировало обращение к народу. Во множестве домов звучал сейчас проникновенный голос Хозяйки.

"Спасибо за то, что сердцем вы со мной... Это вы, все вы от мала до велика даете мне силы, крепите мой дух, чтобы провела я Остров через годы и испытания... Спасибо тебе, мой народ".

И раздавался затем вместо марша нежный и печальный вальс, от которого на глаза наворачивались слезы. Неподкупная и справедливая, великий правитель, оберегающая нас... Девять лет власти.

Я без труда поддерживал легкую застольную беседу с незнакомыми мне людьми: язык мой хоть и не длинный, но подвешен хорошо.

– Вы верите в переселение душ?
– спросила сидящая рядом высокая худая женщина в светло-сером платье с рукавами-колокольчиками. Из украшений на ней была только серебряная цепочка с кулоном в форме символа иньянь.

– Нет, - ответил я, - Но иногда хочется верить. Тогда я стал бы в новой жизни кем-нибудь другим.

– Вы недовольны своим нынешним положением? Смотрю на вас и думаю: сей молодой человек неужто не подозревает, насколько он велик и могуч?

Я пригляделся к собеседнице: лет примерно сорока, немного изможденное лицо с резкими чертами, голова красиво посажена на длинной шее. Решил придерживаться шутливой манеры.

– Ну, не скажите. Как тот Самсон: только его обрили, как все могущество корова языком слизнула.

– Да нет. Ваша сила не в волосах. И не в голове. Если вас оскопить, тогда вы станете точно не нужны. Она перепробовала здесь всех, и потянуло на свежатинку. Подвернулись вы, только и всего.

Дружелюбные эти слова услышали многие, и я почувствовал, как к моему лицу приливает кровь. Не хватало еще краснеть, как мальчишка. Я подцепил листик салата и медленно его прожевал, раздумывая, что ответить заразе. Не иначе старая дева, не упускающая случая сорвать на окружающих затаенную злость.

Наполнил свой бокал и встал, приглашая ее выпить со мной.

– Наверное, вы правы. Но что это меняет?

Она тоже встала, чокнулась со мной. Теперь я увидел табличку на столе: без имени, но с титулом. Великий Магистр Норденка.

– Вы решили, что я плохо к вам настроена?

– Скорее к ней...

Мы оба посмотрели на Хозяйку, склонившуюся к Арни, усевшемуся на ступенях трона, они что-то живо обсуждали. Потом Хозяйка встала, легко опершись о крутое плечо своего адмирала, и прошествовала к нам. Откуда-то взялся в ее руке высокий бокал. Она подходила к каждому столу, и я убедился, что всех присутствующих она знает в лицо и по именам. Пригубливала вино, для любого из гостей находила нужные слова, веселые и легкие, подстать празднику. Но глаза и губы ее не смеялись. Как будто сидело внутри нее туго свернутое жало, готовое в любую секунду распрямиться, ударить. Только на короткое время, когда ее бокал опустел, мне показалось, что сейчас треснет и осыплется скорлупа с ее души и вместо "каменной гостьи" - Хозяйки или экзальтированной Эны появится кто-то другой. Но ощущение это, продержавшись недолго, пропало.