Гроза Византии (сборник)
Шрифт:
– Да, есть и другие зловещие предзнаменования. На днях видели, как одна статуя проливала слезы, да и слезы-то были не простые, а кровавые.
– Отсюда, из этого дворца, я слышу крики ненависти тех, кто хотел бы согнать меня с трона. Приближается роковой день, когда или все погибнет, или все будет спасено. Пусть он наступает скорее, я устала сражаться с гидрой, у которой тысяча голов, постоянно вырастающих вновь, по мере того как их отрубаешь. Отец мой был укротителем зверей, я продолжаю его ремесло, я тоже кормлю и укрощаю диких зверей. Я постоянно чувствую их дыхание, и на моих руках следы их укусов.
Императрица побледнела и ненадолго легла отдохнуть.
– Смотри,
Смеркалось, когда Хариклея вышла из дворца и направилась к еврею Елиазару, секретному агенту императрицы. Евреи не принимали никакого участия в религиозных и политических распрях того времени, поэтому они лучше всех исполняли всякие даваемые им тайные поручения.
Когда Хариклея свернула на узкую и темную улицу, то заметила, что незнакомец, о котором она говорила с императрицей, следует за ней. Он подходил к ней несколько раз, но, по-видимому, колебался.
– Македония, – сказал он наконец.
Она вздрогнула, услышав свое настоящее имя, но ничего не ответив, пошла дальше.
– Македония! – позвал незнакомец еще раз и схватил ее за руку.
– Что тебе нужно от Хариклеи? – спросила она, высвобождаясь.
– Мы давно знакомы, – ответил он грубым голосом. – Я сейчас же узнал тебя: десять лет не настолько изменили ту, что помогала мне в интриге с Феодорой. Годы оставили на моем лице неизгладимые следы, но не может быть, чтобы ты забыла Экевала.
Она посмотрела на него с ужасом.
– Ты думала, что я умер? Не правда ли? Все это говорили. Я сам распустил этот слух, когда расстался с этой женщиной. Меня лишили места, я впал в нищету, потерял жену и сына, потом я скрывался в Аравии, где жил кое-как, торгуя пряностями.
– Какое падение! – сказала Македония.
– Обеднеть, лишиться высокого положения – это бы еще ничего. Но вот я вдруг почувствовал, что эта женщина, которую я прогнал, жестоко оскорбив ее, стала мне необходима, как воздух, – это истинное мучение. Ее обольстительный образ являлся ко мне по ночам, смущал меня даже днем. Я напрасно искал ее; я не знал, где она.
– Она возвратилась в Константинополь и жила здесь в такой же бедности, как ты.
– Проходили годы, я начал успокаиваться, и вдруг до меня доходит неслыханная весть: Феодора на троне. Я долго не верил этому.
– Почему же? Разве ты не знаешь, что такие лучезарные существа, как Феодора, Аспазия, Клеопатра, имеют особую прелесть, которой все покоряется. Это – бриллианты необъятной величины, которые могут временно валяться в грязи, но которые непременно попадут в царскую корону.
– Когда странный слух оправдался, я устремился сюда, я страстно желал увидеть ее. Напрасно старался я побороть это безумное желание. Случайно встретив тебя на улице, я сейчас же узнал Македонию, единственную женщину, которая может напомнить ей об Экевале.
– Увидеть ее! Ты требуешь слишком многого, – сказала Македония. – Пойди к императору, объясни ему, что ты имеешь больше прав на Феодору, потому что раньше обладал ею, и проси отдать Феодору, без которой ты не можешь жить. Да, кстати, потребуй, чтобы он уступил тебе корону.
– Ты насмехаешься надо мною. Если я желаю увидеть ее, намерения у меня самые чистые. Я мечтаю об этом, как мечтают увидеть Бога, я хочу только насладиться, лицезрея ее. Слушай, я видел вчера, как она возвращалась во дворец. Нитки жемчуга, спускавшиеся с диадемы, окаймляли ее щеки. Ее царственная фигура была величаво-спокойна; приветственные возгласы толпы поднимались к ней, как фимиам к небесам. «Это ли, – думал я, – актриса, обольстительная сирена?» В первый раз через десять лет увидел я ее лицо. Мне сделалось душно, я должен был схватиться за колонну.
– Успокойся, Экевал. Даже слыша твой голос, я сомневалась, ты ли это, но теперь узнаю тебя по страсти, которая все еще кипит в тебе. Для нашего брата любовь – забава, но для таких людей, как ты, это – яд, отравляющий кровь, от которого не избавишься. Ты очень жалок! Хотя я посвятила себя благотворительности и раздаю бедным деньги, получаемые от императрицы, я постараюсь помочь тебе. Но скажи: у кого ты живешь?
– Я остановился под именем Аркаса в одной гостинице.
– Однако это небезопасно; твое приключение с Феодорой слишком известно, тебя легко могут узнать. Тебе необходимо укрыться где-нибудь. У меня был брат, он уехал восемь лет тому назад и исчез бесследно, его звали Вианором.
– Да, я видел его в Сирии.
– Ты понял: Экевал умер, а пускай появится вновь Вианор. Я устрою все это, и тебе можно будет всюду показываться и добиться свидания с императрицей.
– Как, я увижу ее?
– Разве вчера она не говорила мне о тебе? Никто не помешает мне привести к ней моего нашедшегося брата, потому что ты для всех, кроме нее, будешь моим братом. Счастливая звезда привела тебя в Константинополь. Императрица страшна врагам, но кого любит – богато одаряет. Она сумеет сделать тебя опять богатым и важным сановником. Жди удобной минуты, она настанет очень скоро; может быть, через два-три дня. Я сведу тебя в дом моей большой подруги; это – еврейское семейство, где ты будешь в полной безопасности. Живут они далеко отсюда, но тем не менее пойдем.
Долго шли они по константинопольским улицам, наконец Македония остановилась у одного дома и постучала три раза в дверь. Появилась старая еврейка.
– Пусти нас, – сказала Македония, – я привела тебе своего брата, которого оплакивала в течение восьми лет. Он нашелся, но его ждут неумолимые кредиторы, от которых ему нужно скрыться на время. Береги его как родного и никому ничего не рассказывай.
Македония отошла в сторону с сыном еврейки, Елиазаром, и шепнула ему несколько слов.
– До свидания, – сказала она Экевалу, – завтра мы увидимся с тобою.
Македония вышла из дома и остановилась в саду. Она прождала здесь некоторое время. На террасе появился Елиазар, сделал ей знак и шепнул:
– Дело сделано.
Македония ушла довольная: она исполнила поручение императрицы.
Феодора была права, когда предсказывала беду. Против Юстиниана поднялся народный бунт; провозгласили другого императора, и решено было осадить Юстиниана в его дворце. Казалось, не было спасения. В это время император, в присутствии Феодоры, держал совет со своими приближенными. Юстиниан решил не сопротивляться больше, так как сопротивление было бесполезным, но взять все свои сокровища и бежать. Выслушав это решение, Феодора встала и сказала: «Женщина имеет право вмешиваться в дела, когда мужчины слабеют и впадают в отчаяние. В критическом положении всякий обязан высказать свое мнение. Я не убегу, даже если бегство – единственное средство спасения. Смерть неизбежна, а для того, кто царствовал, она предпочтительнее жизни изгнанника. Я не могу жить без пурпуровой мантии, без диадемы, без поклонения народа. Если ты хочешь бежать, самодержец, – вот море, вот корабли и золото, но помни, что вместо спасения тебя постигнет, может быть, позорная смерть. По-моему, лучше со славою умереть на троне».