Гроза
Шрифт:
— Хорошо. Так и будет.
Император Закурта, Гирдган говорил с трудом, сильно напрягая голосовые связки, так как речь людей для него, да и остальных орков, была весьма не привычна, но он привык если уж что-то делать, то делать это хорошо. Идти войной на людей не зная их языка, их обычаев, их уклада жизни он считал верхом глупости, так как, чтобы победить врага, его нужно сначала изучить и он изучал. Многие из его окружения, а окружать себя он старался орками умными, подражая ему, изучали будущего врага, но только он знал все три языка на которых разговаривали люди. Нет, его речь не была чистой, но она была вполне понятной.
Однако
Вот поэтому он велел разыскать воина из числа рабов и предложил ему схватку на арене. Именно предложил, потому что ему нужно было, чтобы люди дрались, дрались самозабвенно и страстно, так чтобы выжить, чтобы победить, так, как будут сражаться их братья по оружию в предстоящей войне. Договоренность со степняками наконец была достигнута, противостояние местной знати закончилось полным их поражением, армия уже готова выступить в поход, солдаты изнывают от безделья, но Всевластный не готов выступить в поход с армией, приготовившейся к увеселительной прогулке. Его союзникам, степнякам в этом плане легче, так как они постоянно сталкиваются с людьми и знают им цену, его же воины могут судить только по рабам из числа людей, а раб он и есть раб, что тут еще скажешь.
Этот разговор с дерзким рабом, который в прошлом принадлежал к человеческой знати, был воином и рыцарем, состоялся месяц назад и вот теперь, Гирдган взирал на результат этого разговора. На песок самой большой арены в империи, имеющей овальную форму, из ворот в северной ее части под грохот военных барабанов и пение труб, выходили тридцать воинов закованных в кольчугу. Каждый из них нес щит, копье и меч, все оружие человеческой работы. Вообще эта затея влетела императору в не малую сумму, так как этот наглый человечешка обошел практически все рабские загоны в поисках тех, кто пожелает сражаться и за каждого их хозяева спросили весьма дорогую цену. Дорого пришлось заплатить и степнякам за амуницию и оружие людей, так как только у них все это и можно было купить. Но все это осталось позади, а сейчас на песок вышли тридцать бойцов, готовых драться до последнего.
Появление отряда воины на трибунах восприняли презрительным воем, свистом и хриплым рычащим смехом. Именно воины, так как горожане и вообще не имеющие отношения к армии на эту схватку приглашены не были, это было так сказать учебное пособие для воинов. На скамьях арены, способной уместить около пятидесяти тысяч зрителей, сейчас восседало ровно пять тысяч. Это были специально отобранные и присланные сюда представители армии, приготовившейся к броску на границе со степью. Здесь были и рядовые и младшие командиры и офицеры различного ранга, здесь же присутствовали и все тридцать пять командиров пикт.
Наконец вновь загрохотали барабаны, вторя им включились в общий ритм трубы, и под эти ласкающие слух военным звуки, распахнулись противоположные ворота, откуда вышли тридцать воинов орков, облаченных в пластинчатые доспехи, вооруженные стандартными копьями и короткими пехотными мечами. Это были самые настоящие солдаты, привыкшие биться в общем строю, а не гуры, которые всегда бились на этой арене на потеху толпе, не плохие бойцы, но одиночки, не способные оценить красоту строя или применить его на практике, слишком малая их часть в прошлом проходила службу в армии. Эти были воинами, не малая часть из них были заслуженными ветеранами. Появление этих бойцов сопровождалось полным молчанием со стороны трибун, так как отношение к ним было не однозначным, выказать призрение к бойцам облаченным в стандартную амуницию траков, по праву считавшихся элитой пехоты Закурта, значило выказать призрение к армии в которой они все служили, ликовать при их появление, вновь выказать неуважение к своим боевым товарищам, так как эти солдаты все были осуждены к смертной казни за те или иные преступления, выказать недовольство, можно навлечь на себя и гнев Всевластного, так как это была его идея. Будь на трибунах гражданские и какая-либо реакция последовала бы однозначно, но на зрительских местах сидели только представители армии, поэтому трибуны хранили молчание.
— Я что-то не припомню, чтобы зрители так тихо приветствовали появление отрядов бойцов.
— Все просто Габба. Они не знают, как реагировать на это, да еще и в моем присутствии. — Обнажив клыки в довольной ухмылке, заметил Всевластный обращаясь к своему младшему брату.
— Понятно. Послушай, Гирдган, мне не показалась удачной, эта твоя идея, свести на арене твоих ветеранов и кучку этих людишек. Разве не видно, что твои воины сильно превосходят людей. Тебе стоило выставить хотя бы пятнадцать урукхай, против тридцати людей.
— Во-первых: это не мои воины. Мои солдаты сейчас сидят на трибунах, а это отребье перестало иметь право именоваться солдатами империи в тот момент, когда осмелились совершить преступления, за которые и были приговорены к смертной казни. У них нет ни каких шансов вернуться в строй, потому что, для армии они уже мертвы. Во-вторых: не уподобляйся тем, кто рассуждает с презрением по отношении будущего противника, именно чтобы стереть с их лиц презрительное выражение я и выставил равное количество воинов, при практически равном вооружении.
— Ты думаешь, что у людей есть какие-то шансы на победу?
— Нет, конечно. Эти подонки, конечно позор армии, но все они в прошлом не плохие солдаты, среди них нет ни одного новобранца, все они имеют за плечами боевой опыт, в той или иной степени, но не новички. Этот наглый человечишка, тоже хорошо побегал и я уверен выбрал лучших из того, что у нас есть.
— Но если так, то эти преступники быстро разделаются с людьми. Как бы хороши они не были, но превосходство урукхай очевидно.
— Ты не солдат, поэтому тебе простительны подобные рассуждения, но я не могу понять, почему так же рассуждают мои офицеры, с большим опытом войн за плечами. Конечно, урукхай победят людей, в этом нет сомнений, но только вот я думаю, что прежде чем последний человек истечет кровью, около половины урукхай поляжет на этот песок. Этого будет достаточно, чтобы солдаты задумались и пересмотрели свои взгляды.
— А если люди победят?
— Гхарылл-гхы-гхы, — не сдержавшись, рассмеялся Гирдган. — Брат, в это не верю даже я.