Грозная туча
Шрифт:
В это время Мюрат вел кровопролитное сражение с русскими под селением Крымским и, овладев им, стал продвигаться к Москве.
Кутузов, недовольный тем, что Платов не удержал Можайска, пока не вывезли оттуда наших раненых, велел ему передать начальство над арьергардом генералу Милорадовичу и приказал тому удерживать неприятеля как можно упорнее, дабы дать возможность нашему войску отступать в должном порядке.
Лучшего начальника для арьергарда нельзя было выбрать. Милорадович был настолько же известен во французской армии, как у нас Мюрат. Красивый, одетый в походе словно на параде, при всех орденах, с высоким пером на шляпе, он, подобно Мюрату, являлся всюду, где мог встретить лицом к лицу опасность. О нем говорили: «Кто находится при Милорадовиче, тому нужно иметь две жизни: одну свою, другую — запасную». Сам он, как и Мюрат, никогда не был ранен. Всегда веселый, неутомимый, первый в огне, последний на отдыхе, он внушал войскам отвагу своим бодрым видом и умением говорить с солдатами. Чем тягостнее становились обстоятельства, тем более обнаруживал он свою природную живость, тем веселее шутил с окружающими.
Милорадович удерживал колонны передовых войск Мюрата чем только возможно. Он, подобно Платову, уничтожал верстовые столбы, разбирал мосты, сжигал даже целые селения, чтобы не дать французам двигаться безостановочно и кормить по пути людей и лошадей.
Но Мюрат, несмотря на все чинимые препятствия, быстро продвигался вперед, и, когда наши армии стали отступать через Москву, он был уже всего в двенадцати верстах от нее.
Наполеон, переночевав в селе Вяземе, в сорока верстах от Москвы, выехал второго сентября, на заре, вместе с Бертье в карете, но, доехав до глубокого оврага, мост через который был сожжен русскими, принужден был ехать далее верхом. Не доезжая верст двенадцати до Москвы, он встретил Мюрата. Наполеон говорил с ним более часа и велел ему идти к Москве безостановочно, а сам, наскоро пообедав, двинулся тоже со свитой за своим авангардом.
Король Неаполитанский пребывал в самом хорошем расположении духа. В блестящей одежде, окруженный многочисленной свитой, он только что велел своим передовым колоннам ударить на русский арьергард, как полковник первого конно-егерского полка доложил ему, что от Милорадовича прислан парламентером штабс-ротмистр лейб-гусарского полка Акинфов.
— Ведите его сюда! — поторопил Мюрат и приказал своей свите удалиться.
Он приподнял шляпу в ответ на поклон Акинфова, затем, положив руку на шею его лошади, спросил:
— Что скажете, капитан?
Акинфов подал ему записку, присланную из главного штаба, и заявил на словах, что генерал Милорадович требует приостановить движение французских колонн и дать русским время пройти через Москву; в противном случае будет драться до последнего человека и не оставит в городе камня на камне.
Прочитав письмо, Мюрат сказал:
— Напрасно поручать больных и раненых великодушию французских войск: мы в пленных не видим врагов. Но приостановить движение войск не могу без разрешения самого императора.
Однако, поговорив еще с Акинфовым и убедясь, что Милорадович твердо решил не впускать французов в Москву, пока не пройдут через нее все русские войска, он задумался.
«Что, ежели с Москвой то же будет, что со Смоленском, и, вместо спокойного отдыха в столице, войскам придется искать убежища и продовольствия вне стен ее! Войска истощены до крайности, люди и лошади падают от усталости…»
— Я готов, — согласился он, — двигаться к городу так медленно, как этого желает генерал Милорадович, но с условием, чтобы Москва сегодня же была занята нашими войсками.
— На это его превосходительство, вероятно, будет согласен, — отвечал Акинфов.
Мюрат тотчас же послал в передовую часть приказание остановиться и прекратить перестрелку с русскими.
— Знаете ли вы Москву? — спросил он у Акинфова.
— Я московский уроженец! — ответил тот.
— Прошу вас, — продолжал Мюрат, — уговорить москвичей оставаться в городе: мы не только не сделаем им никакого вреда, но и не возьмем с них ни малейшей контрибуции и будем всячески заботиться об их безопасности. Но не оставлена ли уже Москва жителями? Где граф Растопчин?
— Я был постоянно в авангарде, — отвечал Акинфов. — И не представляю, что делается сейчас в Москве и где обретается граф Растопчин.
— Где находятся в настоящее время император Александр и брат его, великий князь Константин? — поинтересовался Мюрат.
— Нам неизвестно их местопребывание! — отвечал Акинфов, боясь сказать, что государь в Петербурге, чтобы французы не послали туда целый корпус, тогда как у Винценгероде, защищавшего дорогу в Петербург, было всего-то войска три тысячи с небольшим.
— Я уважаю вашего императора! — заметил Мюрат. — И дружен с великим князем Константином. Сожалею, что должен воевать с вами… Скажите, многих ли потерял ваш полк?
— Находясь постоянно в деле… потеря в людях неизбежна, — отвечал уклончиво Акинфов.
— Тяжелая война! — кивнул Мюрат.
— Мы деремся за отечество, — пожал плечами Акинфов, — и не замечаем трудностей кампании.
— Почему не ищете мира?
— Вашему величеству лучше об этом известно, чем нам. Но сколько мне кажется, еще ни одна из сторон не может похвалиться совершенной победой.
— Пора мириться! — решил Мюрат с улыбкой. — Скажите генералу Милорадовичу, что я согласен на его предложение единственно из уважения к нему. И уверьте москвичей, что они вполне спокойно могут оставаться в своей столице.
Акинфов вежливо поклонился королю Неаполитанскому и отправился в обратный путь со своим трубачом. Через французские форпосты его провожал тот же полковник.
Так как Акинфову было приказано как можно дольше оставаться в неприятельском лагере, чтобы дать отдых нашим войскам, то он поехал неспешным шагом, а по пути попросил у сопровождавшего его полковника разрешения полюбоваться ближайшими гусарскими полками. Тот согласился, и осмотр этот занял порядочно времени, чего и желал наш парламентер.
Подъехав к своей цепи, Акинфов объявил казацкому полковнику, что французы согласны временно не теснить наш арьергард, и поскакал к Милорадовичу. Нашел он его уже в Москве, близ Яузы.
Услышав, что Мюрат ставит условием нашим войскам выйти из Москвы до вечера, Милорадович вспылил.
— Видно, французам очень желательно поскорее занять Москву! — воскликнул он в досаде. — Поезжайте опять к Мюрату и предложите ему, в дополнение к прежнему условию, заключить перемирие до семи часов следующего утра, чтобы дать время выйти из города обозам. Иначе нам придется защищаться в Москве.