Грозное лето

Алексеев Михаил Николаевич

Тягачи взревели и, рванув с места, помчались по нескошенному полю. Артиллеристы лихорадочно заработали у орудий. Их спины моментально потемнели от пота. Подносчики, кряхтя, бегали со снарядами, подмаргивали друг другу:

– Вот дает!..

– Это похоже на что-то!

– Как в настоящем бою!..

– Припекает!..

Танки-макеты мчались по полю, то пропадая в море желтеющей ржи, то опускаясь в балки, то вновь появляясь.

– Вот это по-моему!
– ликовал Гунько, вытирая ладонью смуглый лоб и скаля крепкие белые зубы.
– Давай, ребята, жми!..

А

перед вечером артиллеристы выстроились на опушке леса. Батарея Гунько оказалась на последнем месте по числу попаданий. Но, к всеобщему удивлению, это нисколько не огорчило Гунько. Он был спокоен и даже доволен результатами занятий.

– И ты еще улыбаешься, Гунько?
– посмеивались над ним другие командиры батарей.

– Если б я вел огонь по вашим черепахам, от них не осталось бы ни одной щепки... Затеяли игру в бирюльки. Стрелковое соревнование в тире, а не занятие! Забыли про сталинградские бои. За это можно дорого поплатиться, дорогие товарищи! Помните, что говорил генерал на партийном активе!..

От высоты, на которой располагался наблюдательный пункт, отделилось несколько человек и направилось к опушке леса, где стояли артиллеристы.

– Генерал идет!..

Командир дивизиона, низкорослый толстый майор, прижав левую руку к ноге и правую держа у козырька фуражки, неуклюже пошел навстречу начальству. До батарейцев долетели обрывки его доклада:

– Дивизион... выстроен... разбора... учений!..

Приняв рапорт, Сизов легкой походкой приблизился к солдатам.

– Здравствуйте, товарищи солдаты!
– звонко и отчетливо прозвучал его голос. Эхо где-то в глубине леса услужливо и, капалось, с большой охотой повторило слова комдива.

– Здравия желаем, товарищ генерал!..
– приветствовали солдаты.

Бойцы не спускали ожидающе-восторженных глаз с генерала.

Сизов подозвал к себе старшего лейтенанта Гунько.

– За отличные действия вам и всему личному составу вашей батареи объявляю благодарность!
– донеслось до солдат. И, уже обращаясь к командиру дивизиона и к командирам других батарей, Сизов продолжал суховато: -Упрощать обстановку на занятиях - значит совершать преступление, -отчеканивал он каждое слово.
– Усложнять ее, максимально приближая к боевой, - делать нужное и в высшей степени полезное дело.

Этими словами начал генерал подробный разбор занятий.

– Ты что же, пришел посочувствовать моему "горю"?
– спросил Гунько, хитро прижмурясь.

Марченко обиделся.

– Как тебе известно, Петр, успокаивать - не в моем духе. А пришел я к тебе отчасти потому, что хотел просто тебя видеть. Кроме того, у меня есть к тебе небольшая просьба...

– Какая?

– Впрочем, это даже не просьба, а приказ...
– разведчик улыбнулся.
– Ну?

– Собирайся - и марш в мою роту. Хоть выпьем по рюмочке!..

– Это, пожалуй, единственный за мою службу приказ, которому я могу не подчиниться.

– Почему?
– удивился Марченко.

– Во-первых, потому, что оставлять сейчас батарею я не могу.

– Ведь не на всю же ночь я тебя зову, на час-другой.

– А во-вторых, - продолжал

Гунько, - не время сейчас думать о рюмочке, друг ты мой! Не время!.. Да у меня еще и дел много. Если хочешь, давай выпьем по чарке здесь. В моей фляге малость осталось.

– Вечно у тебя какие-нибудь дела...

– Серьезно говорю. Надо провести беседу с солдатами, сообщить им новые данные о противнике.

– Это еще зачем? Еще подумают солдаты, что немцы превосходят нас по численности, - посматривая на новую звездочку на погоне Гунько, говорил Марченко.
– Запугаешь своих артиллеристов, а у тебя ведь много молодых бойцов.

– Ты это серьезно?
– не вытерпел Гунько.

– Конечно, серьезно.

– Ну, тогда мне грустно...

– Не смейся.

– А я и не смеюсь. Повторяю - мне грустно. Грустно потому, что такие слова я слышу от лейтенанта Марченко - опытного, прославленного разведчика... Да мне с моими солдатами, дорогой товарищ, не сегодня-завтра придется лицом к лицу встретиться с врагом, вступить с ним в кровопролитный бой!..

– Ну вот, пошел: "кровопролитный", "сражение", "лицом к лицу"!.. Нельзя ли поспокойнее и проще?

– Хорошо, буду попроще... Да, вступить в бой! Так пусть же знают они этого врага, пусть знают и то, что бой с ним будет тяжелый, и готовят себя к этому. Что касается превосходства немцев, то не тебе, разведчику, говорить о нем.

– Я же сказал, что у солдат может составиться неправильное, преувеличенное представление о противнике,- заметил Марченко.

– Не думаю, - быстро возразил Гунько.
– Сейчас солдаты не поверят в превосходство немцев. Они знают наши силы не хуже нас с тобой!.. Я, например, верю в свою батарею, в своих солдат и буду говорить им всю правду, чтобы они, зная свои силы, не питали, однако, иллюзий насчет легкой победы...

– Совершенно правильно, товарищ Гунько.

Офицеры быстро оглянулись.

Приподняв плащ-палатку, в блиндаж протискивался полковник Демин.

Судя по его бледному, осунувшемуся лицу и утомленным глазам, он давно не спал.

– Совершенно правильно!
– повторил он, войдя в блиндаж и присаживаясь у столика. Он посмотрел на Марченко.
– Мы только недавно на партийном активе говорили, что надо готовить личный состав к тяжелым испытаниям. И очень хорошo, что вы ужо это делаете, товарищ Гунько.

Хотя начальник политотдела появился в блиндаже неожиданно, это нисколько не удивило ни Гунько, ни Марченко. Они знали, что Демин имел привычку появляться в самых, казалось бы, неожиданных местах. То его увидят в боевом охранении какого-нибудь батальона и тоже не удивятся этому; то вдруг он придет на санитарный пункт; то на артиллерийские позиции; вдруг нагрянет в склады АХЧ и там учинит настоящий разнос начальнику административно-хозяйственной части старшему лейтенанту Докторовичу; чаще же всего бывал он в стрелковых ротах - любил поговорить с коммунистами; инструкторов политотдела также редко можно было увидеть в штабе дивизии, -они приходили из полков, делали доклад начальнику или его заместителю и, помывшись в бане, снова уходили в полки, в батальоны, роты.