Грозный змей
Шрифт:
– Калли говорит, что он умер, исцеляя капитана. И что… – Он осекся.
– Что такое? – нахмурилась Кайтлин.
– Калли – Калли, а не какой-нибудь святоша – рассказывает, что человек в грязной рясе опустился на колени рядом с капитаном и тот очнулся.
– Святой? – Кайтлин перекрестилась.
– Мне это не нравится, – нахмурился сэр Майкл, – мне нравилось с ним драться.
Весенний дождь омыл город. Лило как из ведра, и торф, все еще не отмерзший после зимы, стал мягким и топким,
Все рыцари города облачились в броню, а оруженосцы проклинали их.
Епископ Альбинкиркский стоял под дождем рядом с простыми деревянными гробами. Один гроб был пуст – он предназначался пропавшему ребенку. В гробу бедняги Робина лежали только красные ошметки, перемолотые и пережеванные бесятами после того, как лошади понесли. Хозяйка форта стояла у гробов своих детей, и старшая дочь рядом с ней. Но теперь она носила алый камзол войска, и даже под дождем видно было, что держится она отчужденно.
На гробе священника лежало знамя ордена Святого Фомы, а еще распятие, шлем и латные перчатки.
Как и все присутствующие, епископ промок насквозь и замерз.
Он поднял руки к небу:
– Какие слова будут достойны деяний этих людей? Как я могу выразить материнское горе? Или бессилие рыцаря перед лицом смерти?
Только дождь нарушал тишину. Габриэль передернул плечами.
– В начале было слово, – сказал епископ. «Слово» раскатилось эхом. – Только истинным словом, только логосом можно говорить об этом. Слово пребывало в начале и будет в конце, оно Альфа и Омега, Первый и Последний. А нам всем остается только терпеливо ожидать воссоединения с ним. – Он стоял, раскинув руки, с которых свисало промокшее одеяние, и смотрел в небо.
Возможно, собравшиеся ожидали вспышки молнии или иного знака с небес, но ничего, кроме порыва ледяного ветра, не возникло.
Шесть рыцарей: сэр Габриэль, сэр Томас, сэр Гэвин, сэр Майкл, лорд Уимарк и госпожа Элисон – опустили отца Арно в глинистую яму. Кучу свежей земли – забросать могилу – Тоби заботливо прикрыл промасленной тканью. То же самое он сделал для каждого мертвого лучника, пажа, оруженосца, ребенка. Промокшие рыцари одного за другим опускали мертвецов в землю и засыпали их сверху.
Хозяйка форта рыдала. Когда мимо нее пронесли последний гроб, она дотронулась до него и отвернулась.
Сэр Габриэль стоял рядом с епископом.
– Вы сильный человек.
– Сегодня моих сил не хватило на то, чтобы мать почувствовала любовь Господа, – пожал плечами епископ, – меня не интересует благочестивая болтовня.
Сэр Габриэль кивнул. По спине у него стекала ледяная вода. Стеганая куртка промокла насквозь.
– Он был великим человеком, – неожиданно для самого себя сказал сэр Габриэль.
– Вы его любили? – спросил епископ.
Сэр Габриэль отвернулся. Потом медленно проговорил:
– Он был хорошим солдатом, и мои люди любили его.
– А вы?
– Зачем вы спрашиваете? – Броня Габриэля вернулась на место. Он улыбнулся. – И у меня впереди еще много благочестивой болтовни.
Он подошел к своим воинам. Они стояли как на параде. Рыцари, солдаты, потом оруженосцы, лучники и, наконец, пажи. Готовые к нападению виверны или кавалерийской атаке. Или к плохим новостям.
Капитан стоял под дождем. Поднял голову и посмотрел на них.
– Когда мы совершаем ошибки, люди гибнут. Когда мы хорошо делаем свою работу, гибнут другие люди. Смерть – часть нашего ремесла. И она несправедлива, как и наше жалованье. Почему ребенок? Почему не старик вроде Кадди?
Несколько отчаянных рискнули усмехнуться. Капитан огляделся.
– Я не знаю. Я не знаю, почему погиб Арно, а не я. Но, с другой стороны, я точно знаю, почему погиб Арно, почему погиб Робин и почему мы все стоим здесь под дождем. Мы здесь, потому что мы сделали выбор. Мы выбрали сражаться. Некоторые из вас вступили в войско, чтобы сражаться за то, что вы любите. Некоторые воюют друг за друга. Кто-то – за золото и драгоценности. Некоторые – потому, что хотят совершить что-то хорошее. – Он снова огляделся. – Но ребенок не выбирал сражение. И его мать тоже.
Он пожал плечами.
– Я хочу сказать, что нам известно, кто их убил. Мы находимся в гуще битвы. Епископ напомнил вам о милосердии Божьем. Я знаю только одно: я не забуду, почему они погибли, и когда настанет время… – Он сделал глубокий вдох, и все, кто стоял в первом ряду, заметили, какие красные у него глаза. – Если мне суждено дожить до этого мига, мой меч не задержится в ножнах…
Войско вздохнуло, как один человек.
Епископ Альбинкиркский отвернулся в гневе.
Капитан расправил плечи.
– Отряд! – крикнул он, как будто его голос никогда не дрожал.
Солдаты обратились в слух.
– По местам!
Капралы вышли из строя и сделали по три шага вперед.
Три алые линии развернулись и сдвинулись с места. Три шага – для второй линии, шесть – для третьей, девять – для четвертой.
Он подал сигнал сэру Бесканону, и тот вышел из строя офицеров, обнажил меч и отсалютовал им. Красный Рыцарь ответил на салют и ушел под дождь.
По высоким скулам сэра Бесканона и его длинному окситанскому носу, видному из-под открытого цервильера, стекали капли воды.
– Поберегите доспехи! – проревел он. – Отряд, разойдись!
Они побежали к укрытию. Пажи и оруженосцы ругались.
Епископ подошел к капитану, который стоял под карнизом конюшни.
– Месть? – спросил он. – Так вы их убеждаете? – От гнева его голос стал совершенно невыразительным.
Зеленые глаза капитана, напоминавшие змеиные, вспыхнули.
– Милорд епископ, сегодня – впервые за долгое время, если мне будет позволено об этом упомянуть, – месть движет мной. А они пойдут следом.