Грозовая обитель
Шрифт:
— Твое возвращение домой ознаменовано печальным событием, — заметил он. — Если ты останешься с нами на какое-то время, все образуется.
Камилла промолчала, не поддавшись искушению напомнить Буту, что его мать встретила ее не слишком приветливо. Когда они поднялись на второй этаж, из коридора вышла Гортензия с подносом в руках.
Сегодня на ней было необычайно пышное черное платье, с ниткой черного янтаря, мерцавшей в вырезе лифа. На подносе стоял чайный сервиз, рядом с ним — пузырек с лекарством.
— Я так и знала, что Летти доведет дело до простуды, — раздраженно проговорила она. — А теперь она опять убежала в детскую. Как будто мне больше нечем заняться, кроме как за ней ухаживать.
Бут взял поднос у нее из рук.
— Позволь мне отнести это тете, мама. Камилла мне поможет, мы поднимемся к тете вместе. Ты, наверное, знаешь, что Помптон ждет тебя внизу.
Гортензия с удовольствием отдала ему поднос и неуверенным жестом безуспешно попыталась поправить прическу «помпадур».
Поднимаясь вслед за Бутом на третий этаж, Камилла оглянулась и увидела, что Гортензия, вместо того чтобы поспешить к мистер Помтону, задержалась на лестничной площадке, провожая их взглядом, в котором читалось сомнение.
Наверху Бут направился к старой детской, и Камилла открыла дверь, чтобы он смог внести поднос. Детская ничем не напоминала созданную ее воображением комнату маминых рассказов. Она была длинной, узкой и холодной. Голые стены и почти полное отсутствие мебели. Никто не растопил камин, хотя наглухо занавешенные окна выходили на север. В глубине комнаты Летти лежала на узкой кушетке, свернувшись под стеганым одеялом. Ее лицо распухло от слез.
Увидев Бута с подносом, она еле слышно пробормотала:
— Не стоило беспокоиться обо мне, дорогие.
Бут поставил поднос на столик, покрытый красной бархатной скатертью с каймой.
— Ты знаешь, что я тебя не оставлю, тетя Летти, — ободряющим тоном произнес Бут. — Мама послала тебе немного чая и лекарство. Ты, знаешь ли, не должна болеть.
В ногах Летти лежала свернувшаяся в клубок Миньонетта. При виде Бута она потянулась, широко зевнула и стала с интересом наблюдать за его приготовлениями.
— Мне очень жаль, что вы неважно себя чувствуете, тетя Летти» — сказала Камилла. — Позвольте мне разжечь огонь в камине, а то здесь прохладно.
Бут ответил за нее:
— Не беспокойся, кузина. Когда тетя попьет чаю примет лекарство, она вместе с нами спустится вниз.
Летти робко улыбнулась, взглядом выразив признательность Буту.
— Мне здесь хорошо, — призналась она. — В этой комнате меня согревают воспоминания. Ты знаешь, Камилла, что именно в этой детской твоя мать играла с Гортензией и со мной?
— Сначала прими лекарство, — потребовал Бут, и Летти охотно проглотила микстуру.
— Бальзам с вербеной укрепляет организм, — заметила она. — Я сама приготовила этот эликсир. Какой чай она заварила на этот раз, Бут?
— Понятия не имею, — ответил он, с небрежной грацией наливая чай и передавая чашку тете. — Я запутался в твоих травах. По крайней мере, чай горячий и крепкий.
Летти вдохнула аромат и с улыбкой кивнула головой.
— Тимьян с иссопом. Как раз то, что надо. Вы помните, что говорит в Библии царь Давида «Напоите меня иссопом, и я очищусь».
Она начала пить чай, а Миньонетта беспокойно замяукала.
— Налей ей немного в блюдечко, Камилла, — попросила Летти. — А то Миньонетта подумает, что о ней забыли.
Камилла взяла блюдце, налила в него чай и поставила на пол. Миньонетта мягко спрыгнула с постели и стала лакать теплую жидкость жадным розовым язычком.
— Никогда не видал подобной кошки! — воскликнул Бут. — У нее не болит живот от твоих микстур?
— Конечно, нет! — пылко возразила Летти. — Если не болит у меня, почему он должен болеть у кошки?
Бут пожал плечами и отошел, чтобы принести стул для Камиллы. Летти помрачнела, наблюдая за ним.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — горестно вздохнула она.
— Только о твоем выздоровлении, — заверил ее Бут. — Хочу поскорее увидеть тебя сильной и бодрой. Завтра похороны, тебе предстоит трудный день. Хотя мы проведем их тихо, по-семейному, обойдемся без наплыва гостей из Нью-Йорка.
— Я постараюсь поправиться, — пообещала Летти.
Миньонетта вылизала блюдце и начала умываться.
Камилла поделилась с тетей своими впечатлениями об утренней прогулке, Голубых Буках и пятнистом далматине. Но не упомянула о встрече с Россом Грейнджером. У нее было такое чувство, что Бут не одобрил бы ее поведения, а ей не хотелось его раздражать.
— Я рада, что ты осмотрела Голубые Буки, дорогая, — сказала Летти. — Но на твоем месте я держалась бы подальше от этого дома. Конечно, я ничего не имею против Норы Редферн. Ведь ее мать с детства дружила с Алтеей. Миссис Ландри, мать Норы, живет теперь где-то в верховьях Гудзона. Мы не видели ее многие годы. Нора вдова, у нее трое детей. Лично я считаю ее необычайно смелой женщиной, но Гортензия относится к ней как-то настороженно.
— Она натерпелась от острого языка матери Норы, — пояснил Бут. — А сейчас, тетя Летти, я помогу тебе спуститься в твою комнату. Печальные воспоминания, связанные с детской, не способствуют выздоровлению.
— Вовсе они не печальные, а самые счастливые в моей жизни, — возразила она и протянула руки Буту. Тот поднял ее, словно пушинку; скрюченная рука Летти обнимала его за шею, когда он нес ее к двери.
Камилла взяла поднос и последовала за ними, у нее под ногами путалась Миньонетта. Приблизившись к двери, Камилла заметила то, на что не обратила внимание, когда входила в комнату. В темном углу у двери стояла арфа. Чехол от нее лежал рядом на полу, тут же стоял обтянутый вышитой тканью стул; казалось, музыкант, в спешке оставив инструмент, так к нему и не вернулся. Значит, ночная музыка доносилась из этой комнаты. Камилла отправилась вниз. Она подождала Бута на лестничной площадке второго этажа, пока он относил Летти в ее комнату, дальше они пошли вместе.