Грозовая охота
Шрифт:
магия сама позаботится о том, чтобы хранить секреты Рода.
Аксель сходит с ума. Десять лет.
Эта должно быть какая-то безумная фантазия, ничем другим нельзя объяснить такую
неблагосклонность судьбы к Блау. Аксель не заслужил, он даже ничего не сделал, он просто
имел несчастье родиться в нашем роду и получить Глас в качестве дара.
Зачем вообще предки наделяют Гласом потомков своих? Чтобы побыстрее прибрать их к
себе? В чем смысл, Великий?
Чужие
смертью отца. Зачем он нужен был им беспомощным, но живым? Что такого можно сделать
с Высшим, если он не имеет доступа к чарам? Если дядя прав... и ему отрезали руку, чтобы
не мог плести... это сделал кто-то из тех, кто спустился с ним в шахту. Кто-то из очень
близких друзей, когда отец не ожидал удара.
Хейли подавали прошение и подают, они упорно продолжают рваться на шестнадцатый
уровень. Хотели попасть тогда, с помощью Блау и хотят сейчас. Или действительно
настолько сумасшедшие, чтобы верить, что в запечатанной на двенадцать лет шахте с
тварями могут остаться живые? Бред.
Но ненависть не подделать - я ощущала ее на Арене отчетливо. Хейли действительно
считают Блау виноватыми в том, что произошло. Считают причиной. Если бы ритуал не
сработал, и мы бы тоже не знали, жив отец или мертв, если бы родовой гобелен и алтарь
молчали, продолжили бы мы надеяться? Несомненно.
Дядя спровоцировал их, практически преподнес Хейли на блюде возможность наложить
немилость. Тетю пустили в расход, но никто не говорил ей предавать Клан. Почему не
наложил печать Немеса только на себя? Боялся, что не клюнут, потому что он не владеет
Гласом? Поэтому добавил Акса, а я просто попала для общего счета?
Кристаллы и шахта... я помнила, что никакой добычи не было. Не было, и спустя десять лет.
А есть ли в шахте кристаллы на самом деле, или спустившись ниже пятнадцатого уровня мы
с удивлением констатируем, что ошиблись? И никаких кристаллов в шахте нет, только
серебряная руда. Дядя ведь не мог настолько свихнуться на идее прижать Хейли, правда?
Или мог.
И поправка Айне-Каяле... если бы дядя хоть иногда ставил меня в известность, я бы не
ломилась вперед, как демоны, через прорыв грани... если он хотел, чтобы Хейли
использовали Право. Но брачный контракт? Для чего?
До уровня алтарного зала оставалось ещё несколько пролетов, но мне казалось, я иду
вечность. Целую вечность назад я решительно шагала вниз, уверенная, что хочу знать
ответы. Теперь все казалось ненужным, мелким и совершенно не важным - возня с Хейли,
утаивания Фей, интерес дознавателей, аллари... все перестало иметь смысл, кроме одного.
У Акселя осталось всего десять лет.
Дядя разрешил мне изучить дневники отца, и все записи семейных хроник, которые
относятся к владеющим Гласом. У меня впереди десять лет - я обязательно найду
лекарство. Аксель не повторит путь отца, я сделаю все возможное.
И даже ответ на вопрос - зачем это Хейли меня волновал меньше. Отец уже умер, а Аксель
жив... если только... они не выберут Акса в качестве подходящей замены. Я пошла наверх
быстрее, думая. Аксель больше всего похож на отца - это признают все, владеет Гласом, и легко подбиваем на разные авантюры - именно над таким образом он работал много лет. И ради семьи брат способен на любую глупость.
Если Хейли нацелились на Акса в этот раз... Я вздрогнула, вспомнив черный коготь в
прозрачном кубе с родовой печатью Блау. Аксель никогда не должен узнать. Он никогда не должен узнать, что на самом деле произошло тогда в саду. Он никогда не должен узнать, кто на самом деле убил трибуна Блау.
***
– Хочу побыть одна, - бросила я Старику, который подслеповато щурился на меня в
неярком свете магических светильников на конюшне. Я не сомневалась, что через
несколько мгновений, все аллари будут поставлены в известность.
– Никого не впускать, -
что будет делать на морозе Бутч, меня не волновало, может ночевать снаружи или в доме,
дело хозяйское.
Я нагло утащила из каморки старика пару одеял, прошла в дальнее пустое стойло, в котором
вкусно пахло свежим сеном, и задвинула задвижку.
Сегодня я хочу остаться совершенно одна.
Я соорудила себе гнездо, застелила одеялами, и укуталась по самый нос, надвинув меховой
капюшон плаща, поглубже зарываясь в сено. В соседних стойлах успокаивающе фыркали
разбуженные мной лошади.
Сено пахло привычно - теплом, летом и спокойствием, но легче не становилось. Даже
драгоценное, а потому используемое так редко, лекарство - конюшня, которое помогало
всегда и почти безотказно, сегодня не работало.
Я зарылась носом поглубже, похрустывая соломинками, и напрягла память, пытаясь
вспомнить, как это было тогда... в день, названный красным... но не вспоминалось
совершенно ничего. Только крепкие руки дяди, успокаивающий голос и переливающийся
купол над головой, на который я любовалась целый день, пока меня не сморил сон. Утром
голодную меня подбросил на руки Люци и сразу через задний двор потащил на кухню к