Грозовой август
Шрифт:
Раздался сдержанный гул голосов, потом наступила тишина. Сотни пар глаз: серых, черных, голубых, синих — сверлили стоявшего на машине Кучумова: вопрос этот волновал, видимо, не одного Цыбулю. Но что мог ответить комдив? Он обвел глазами ближние сопки с черневшими там траншеями, ходами сообщения, дзотами, поглядел в дрожавшую в сизом мареве даль, будто искал там ответа на столь трудный для него вопрос.
Молчали сопки. Молчали степные травы.
Полковник неловко улыбнулся, потешно развел руками, произнес
— Слепой сказал: «Побачим!» — И взмахнул рукой: — Музыка, играй!
Над широкой падью, над сопками Даурии поплыли звуки шатровского вальса. Много раз слышал его Иволгин, но эта грустно-торжественная мелодия нигде, пожалуй, не ложилась на сердце так ладно и кстати, как здесь — в просторной травянистой степи с синеющими вдали маньчжурскими сопками.
Драгунский повел Иволгина в кружок, где стоял с офицерами замполит батальона. Представляться в такой момент было трудно, но служба есть служба. Иволгин остановился напротив замполита, доложил о прибытии по всей форме, полез в карман за командировочным предписанием.
— Не понял вас. — Майор из-за шума ничего не расслышал, приложил ладонь к уху, шагнул поближе к Иволгину. — Вам кого?
— Это новый командир взвода, прибыл к нам с фронта, — прокричал Драгунский.
— С фронта? И в такой день! — воскликнул обрадованно Русанов.
— Из училища, — смущенно поправил его Иволгин, но Викентий Иванович не хотел принимать во внимание эту поправку.
— Прилетели вместе с такой великой радостью! В хороший денек прибыли. Будто на своих крыльях принесли нам эту великую радость!
— Тем более что у этого самого младшего лейтенанта птичья фамилия — Иволгин, — поспешил вставить Драгунский и захохотал.
Девушка с медицинской эмблемой на погонах молча стояла около замполита. В ее лице, как заметил Иволгин, было странное несоответствие: волосы светлые, как лен, а глаза темные-темные — прямо как у дрозда.
Драгунский повернулся к медичке, шутливо склонил перед нею голову:
— Товарищ самый младший сержант медицинской службы, разрешите с вами покружиться по забайкальскому паркету?
— Поторопись, Валерий, конкурентов у тебя целая дивизия! — проговорил с казахским акцентом стоявший рядом лейтенант. Он заливисто смеялся, щуря свои узкие черные с желтизной глаза.
Танцевали по-разному: одни по всем правилам, другие просто дурачились. Вот по кругу поплыл высокий, осанистый ефрейтор с тонкими бровями, бережно обняв маленького курносенького солдатика с лицом, усыпанным веснушками. Пара изображала влюбленных. Кавалер, оттопырив пальцы правой руки, кружил и кружил своего веснушчатого партнера, а тот, прижавшись ухом к груди ефрейтора, кокетливо поддерживал пальцами воображаемое платье.
Солнце тем временем поднялось над степью, южный склон Бурой сопки запылал голубовато-сиреневыми цветами багульника, качнулись под дуновением ветерка желто-блеклые прошлогодние травы.
Оркестр заиграл плясовую. На середину круга выскочил тот же тонкобровый ефрейтор, а вслед за ним его конопатый партнер, повязанный теперь беленьким платочком. Плавно обойдя своего кавалера, он приставил к щеке указательный палец и запел тонким девичьим голосом:
Самурай, самурай, Где же ось твоя? Ось сломалась в пути, Колеса не найти...Утихла плясовая, грянул походный марш. Раздались команды: «Выходи строиться!» — и рассыпанная по всей пади дивизия начала сбиваться в колонны.
Иволгин пошел вместе с майором Русановым и немало удивил его тем, что ехал от Москвы вместе с генералом Державиным, даже гостил у него в Чите и в батальон Ветрова попал по его желанию.
— Державин в Чите! Значит, скоро к нам пожалует! — обрадовался Русанов.
Потом замполит спросил Иволгина, как ему понравилась забайкальская сторонка.
— Просторно живете — ни клена тебе, ни кустика. Смотреть даже неловко, — ответил Сергей, щурясь от света.
— Простор у нас океанский. Солнце больше, чем в Крыму. Но край суровый. Забайкальцы все подшучивают: «У нас восемь месяцев зима, все остальное — лето».
Их догнал командир роты Будыкин, лобастый бритоголовый старший лейтенант с выцветшими на солнце бровями и такими же ресницами. Он перевел дыхание, спросил:
— Значит, свершилось, Викентий Иванович?
— Свершилось.
— А как с вопросом старшины Цыбули?
— Побачим. Слышал, что Кучумов ответил?
— Так чего ж тут бачить, если мы уже получаем пополнение, — сказал, чуть заикаясь, Будыкин, кивнув на Иволгина. — Верный признак.
— Сам об этом подумал. За всю войну к нам, по-моему, не поступало ни одного офицера. Это — первая ласточка.
— Конечно, первая ласточка весны не делает... — заметил Будыкин.
— Но возвещает: «За мной летит целая стая», — дополнил майор и многозначительно поднял вверх палец.
Иволгин неопределенно пожал плечами: какие смелые прогнозы высказываются с появлением его малозначительной персоны! И, оглядывая из-под ладони шагавший рядом батальон, рассудил шутя: «Ясное дело, какой тут может быть разговор? Раз младший лейтенант Иволгин прибыл на Восток, это — неспроста...»
Батальонная колонна ходко двигалась к границе. Над ней звенела уносимая ветром песня:
Забайкалье, Забайкалье, Породнилась мы с тобой-о-ой...