Грозовой август
Шрифт:
— Здесь с ветерком! — сказал он шоферу.
У кабины в это время вырос Драгунский.
— У меня к вам убедительная просьба, товарищ гвардии подполковник, — пересядьте на бронетранспортер.
— Почему?
— Я в какой-то степени отвечаю за вашу жизнь.
— Что за шутки? Зачем меня опекаете?
— Эти проклятые смертники охотятся за бензовозами, как ежи за мышами. Ну, посудите сами, зачем получать за вас выговор от комбрига?..
— Чудак человек, ой, какой чудак! — засмеялся Туманян, но все-таки послушался лейтенанта — пересел в бронетранспортер.
Колонна прошла
Туманян взглянул на скалу, мимо которой проходил бензовоз, и вдруг увидел, как что-то сорвалось сверху и покатилось вниз. Вначале показалось, что это камень, но потом в пыльном вихре он разглядел летевшего вниз японца с притороченной за спиной миной. Смертник упал у самого бензовоза. Раздался взрыв, и бензовоз, охваченный оранжевым пламенем, покатился в пропасть.
Туманян выскочил из кабины бронетранспортера, подбежал к обрыву. Снизу валил едкий иссиня-черный дым. Из-под обрыва карабкался наверх чудом уцелевший водитель.
— Эх, не уберегли-и-и!.. — сокрушался Туманян.
Подбежал Драгунский.
— Что я вам говорил! Что говорил! — кричал он.
— Наверняка! — согласился Туманян. — Спасибо, дружище!
Валерию было приятно слышать такие слова.
— Какой разговор, — сказал он смущенно, — Сам погибай, а товарища выручай — закон боя. — Он шумно вздохнул, вытер вспотевший лоб и направился к бронетранспортеру.
Виллис Волобоя стоял на крутом косогоре: комбриг ждал, когда саперы расчистят дорогу. Отсюда открывался живописный вид на лежавшие впереди горные вершины. Высокие даурские лиственницы росли у их подножия, над ними зеленели сосны.
— Хорул-Даба? — спросил комбриг.
— Вроде бы, — ответил Викентий Иванович, сидевший позади комбрига, рядом с начальником штаба.
— Недаром этот Хинган назвали Большим, — вздохнул Волобой, почесывая затылок.
Он вышел из машины, окинул взглядом хребет, протянувшийся с севера на юг. По гребню плыли сизо-белые облака, посередине виднелась выбоина — крутое седло перевала. В ломаных нагромождениях ближнего хребта зиял пролом. Вот они, Ворота Дракона, — единственный проход к Хорул-Даба.
— Это есть наш последний и решительный... — сказал комбриг, щелкнув зажигалкой.
— Это называется пройти между Сциллой и Харибдой, — потер лоб Русанов.
— Да, наш перевал будет покруче Корохона...
— К северу горы еще выше. Вершина Хуанган-Шаня более двух тысяч метров.
— Дело не в высоте, — вступил в разговор Сизов. — Меня беспокоит другое: успели или не успели японцы подтянуть артиллерию?
Русанов пожал плечами:
— Эфир, между прочим, забит сообщениями о скорой капитуляции Японии.
— Если мы так будем продвигаться дальше, они и через год не капитулируют. — Волобой злился, что бригада тянется черепашьим шагом — пять-шесть километров в час. Правда, соседей с севера удалось обойти, но от южных далеко отстали. Жилин перевалил уже Корохон и вышел на Маньчжурскую равнину, а у него, у Волобоя, кончается горючее. Хватит ли его, чтобы с ходу взобраться на Хорул-Даба? Транспортный самолет сбросил вчера на парашютах шесть бочек дизельного топлива, но две разбились, угодив на острые камни. Из корпуса сообщили — в бригаду направлены два бензовоза. Их сопровождает Туманян. Но прошло полдня, а Туманяна с бензовозами нет и нет.
Посмотрев еще раз на горный перевал и Ворота Дракона, Волобой подумал озабоченно: «Чем же встретит нас Хорул-Даба? Японцы куда-то исчезли. Может быть, копят силы у перевала, надеются нас разбить там?»
Командир корпуса еще раз предупредил Волобоя об опасности с севера. В этом направлении от Халун-Аршана отступали японская военная школа и двухтысячный отряд кавалеристов. Они уже в горах и могут перерезать тропы, по которым идет танковая бригада. Волобой выставил на фланге сильное охранение, но в душе побаивался другого. Командующий 3-м фронтом Квантунской армии генерал Усироку Дзюн, узнав, что русские бросили на Большой Хинган танки, конечно же, попытается подбросить сюда противотанковую артиллерию. Возможно, на перевале стоит дивизион, а то и два. Разве могла наша авиация проконтролировать каждую горную тропку, особенно в ночное время?
Неизвестность мучила Волобоя. Скулы у него еще более заострились, прищур глаз стал жестким. Сегодня несколько раз к нему подходил ординарец Ахмет, предлагал поесть, а он рассеянно пожевал кусочек хлеба и запил теплым чаем из трофейного термоса. Ахмет лишь сокрушенно качал головой.
Опустив бинокль, Волобой обернулся. Далеко внизу по тропе шла его танковая бригада. В прозрачной пелене синего дыма позади танков, грузовиков и автобусов он вдруг увидел санитарную машину, которую утром послали в медсанбат и ждали ее возвращения.
— Ага, санитарка вернулась! — обрадовался он.
От колонны отделился бронетранспортер, вскоре он подкатил к комбриговскому виллису. Из бронетранспортера выпрыгнул Туманян.
— Наконец-то тебя дождались! — воскликнул Волобой и обнял Туманяна. — Тут воюешь без передыху, а он по госпиталям слоняется, здоровье, понимаешь, поправляет.
— Зачем стоим? Почему стоим? — спросил Туманян.
— Вот тебе и контроль нагрянул. Что да отчего? Нагулялся и спрашивает. Только, я смотрю, не нагулял ты здоровья — такой же худющий. Наверное, удрал из госпиталя? — спросил Волобой. — Ну, ладно, знакомься с майором, который нес твой тяжкий жребий.
Туманян пожал Русанову руку и сказал Волобою:
— С несчастьем повстречались в дороге. Японцы напали на медсанбат, зарезали семерых раненых.
— Раненых? — Лицо Волобоя помрачнело, ноздри вздрогнули, на челюстях заходили желваки, в полуприщуренных глазах сверкнули злые искорки. Туманян рассказал о судьбе бензовозов, о том, как сам едва не погиб. Хорошо, что лейтенант вытянул его из кабины. Потом заговорил о встрече с маршалом Малиновским.
— Видел его? — спросил Волобой.
— Видел... Недоволен командующий нашей бригадой. Куда, говорит, девался боевой пыл Волобоя. И передайте, говорит, ему, что хочу его видеть таким, каким знал под Яссами и Фокшанами, — закончил Туманян.