ГРУ в Великой Отечественной войне
Шрифт:
Через некоторое время в Москву ушла следующая телеграмма:
«В стадии строительства находится завод по производству урана. Инженерный персонал будет набираться из Макгильского университета. В результате экспериментов с ураном установлено, что он может стать начинкой для бомб. Американцы развертывают широкие исследовательские работы, вложив в это 660 миллионов долларов».
Справедливости ради необходимо отметить, что не все завербованные агенты работали активно. Например, Гальперин («Бэкон») часто старался уклониться от получения и выполнения заданий, о чем свидетельствует следующая телеграмма резидентуры в Центр:
«…С ним стало трудно работать, особенно после того, как я попросил его достать уран-235. Он заявил, что это невозможно… Бэкон объяснил мне теорию атомной энергии, которая, возможно, известна вам. Он отказался представить в письменном виде информацию и дать фотографию. К моим запросам относится с большой неприязнью…»
Однако наиболее эффективным агентом канадской резидентуры ГРУ, имевшим доступ к атомным секретам, был английский ученый-физик Аллан Мей (см. разд. «Великобритания»).
В январе 1943 г. Мей прибыл в Канаду и присоединился к монреальской исследовательской группе Кокрофта. По каким-то причинам он долгое время оставался без связи с представителями ГРУ, и только в конце 1944 г. Заботин получил приказ установить с ним контакт через Сэма Карра, национального секретаря Компартии Канады.
В начале 1945 г. сотруднику оттавской резидентуры П. Ангелову было поручено встретиться с Меем. Приехав в Монреаль, Ангелов установил адрес и телефон Мея по телефонному справочнику, позвонил ему и сказал, что прибыл из Европы и привез для него подарок. Придя к нему, он поздоровался и сказал: «Ваш друг из Европы просил передать вам пачку этих сигарет…» Это был пароль. Название табачной фирмы, выпускающей сигареты, было заранее обусловлено Яном Черняком, который вел Мея в Великобритании [28] .
Мей отнюдь не пришел в восторг от перспективы продолжения сотрудничества с советской разведкой и сделал попытку уклониться от контакта, сославшись на то, что старая связь с Москвой оборвалась и что он находится под наблюдением контрразведки.
Но Ангелов был настойчив. «Довольно грубо, – вспоминал потом Ангелов, – я ему сказал, что не верю этому. Во-первых, пришло для него задание из Москвы, а во-вторых, если доктор Мей откажется, то у него самого возникнет повод для серьезного беспокойства». В результате Мей согласился на продолжение сотрудничества и получил указание подготовить доклад о проводимых в Канаде и США исследованиях по атомной бомбе. Имеет смысл привести и отрывок из воспоминаний самого Мея относительно его контактов с сотрудниками ГРУ в Канаде:
«Когда я находился в Канаде, со мной вступил в контакт человек, личность которого я раскрывать воздержусь. Очевидно, он знал, что я работаю в Монреальской лаборатории, и хотел получить от меня информацию по атомной энергии.
Я тщательно проанализировал вопрос о правомерности того, что развитие атомной энергетики должно быть прерогативой лишь США. Я принял очень болезненное для себя решение о том, что следует предать общей гласности информацию по атомной энергии, и был серьезно уверен в том. По этой причине я решил принять предложение этого человека. После предварительной встречи я еще несколько раз виделся с ним в Канаде. Он потребовал от меня представить образцы урана и общую информацию.
На одной из встреч я передал ему микроскопические образцы урана-233 и урана-235. Уран-235 был немного обогащен, находился в небольшой стеклянной трубочке и представлял собой миллиграмм окиси. Уран-233 составлял десятую часть миллиграмма и был нанесен тончайшим слоем на платиновую фольгу.
Я также передал этому человеку письменный доклад о ядерных исследованиях – все, что было мне известно…
Он передал мне сверток, где было некоторое количество долларов (я не помню – сколько), которые я принял вопреки моему желанию…
Все мои действия были очень болезненны для меня, я стал на этот путь, руководствуясь соображениями внести добрый вклад в спасение и безопасность рода человеческого. Разумеется, во всем этом не было моей личной выгоды».
Ангелов не был специалистом по атомной физике, поэтому попросил Мея передать ему полный перечень тем, к которым он имел доступ. Физик выполнил просьбу. Его доклад был предельно четким и исчерпывающим. В нем описывались конструкция бомбы, ее детали и отдельные узлы, а также технологические процессы их изготовления. Кроме того, он представил подробную схему организации атомного проекта в США и Канаде, где были указаны структура проекта, фамилии ученых и военных и т. д., перечислены сверхсекретные объекты и заводы в Оук-Ридже, Чикаго, Лос-Аламосе, Хэнфорде, Чок-Ривере, дано их четкое описание, назначение, состав выпускаемой продукции. Отдельно прилагался список ученых, через которых можно было установить контакт с участниками атомного проекта. Получив доклад Мея, Заботин послал в Центр телеграмму:
«Директору № 241
Факты, переданные Алеком:
1. Испытания атомной бомбы были проведены в Нью-Мехико. Бомба, сброшенная на Японию, сделана из урана-235. Известно, что выход урана-235 на заводе магнитного разделения в Клинтоне составляет 400 граммов в день… Планируются к публикации научно-исследовательские работы в этой области, но без технических подробностей. Американцы уже выпустили книгу об этом.
2. Алек передал нам пластину с 162 микрограммами урана в форме окиси на тонкой пленке…»
Доклад Мея и образцы урана было решено отправить в Москву не с дипломатической почтой, посчитав ее ненадежной, а с Мотиновым, который возвращался в СССР для получения нового назначения в США. Прилетевшего в Москву Мотинова на аэродроме встречал лично начальник ГРУ Ф.Ф. Кузнецов. Вот как вспоминает об этом сам Мотинов:
«На аэродроме меня встречал сам Директор (Ф. Кузнецов). С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу и вручил ее Директору. Он немедленно отправился к черной машине, которая стояла тут же, на аэродроме, и передал ампулу в машину.
– А кто там был? – спросил я потом Директора.
– Это Берия, – прошептал Директор.
А от ампулы с ураном у меня до сегодняшнего дня мучительная рана, и приходится менять кровь по нескольку раз в год» [29] .
С мая по сентябрь 1945 г. Мей и Ангелов провели несколько встреч, и каждый раз он передавал ценную информацию. Что же касается разведчика, то он старался как можно меньше затруднять ученому жизнь. Он всегда был точен, никогда не опаздывал на встречи, всегда своевременно возвращал материалы, иногда фотографируя их в автомашине, иногда в лаборатории резидентуры, но всегда возвращая к утру.