Грубая обработка

Харви Джон

Встав, Скелтон поправил пижаму и надел халат.

– Спи, – сказал он жене, поцеловав ее в щеку. Часы показывали начало четвертого.

Кейт сидела на кухне, капая с ножа мед на кусок хлеба, который она уже намазала арахисовым маслом. Кожа на ее лице была желтоватого оттенка, сверху и снизу уголков глаз, а также на лбу вдоль линии волос виднелись прыщики. Когда ее накануне доставили домой из полицейского участка, она сразу прошла в свою комнату и закрылась там, выходя только в ванную. Бутерброды и чай, которые

оставляли на подносе около двери, оставались нетронутыми. И она не сказала ни слова своим родителям.

Скелтон смотрел, как с руки дочери стекает сладкая струйка. Менее чем через три часа в участке состоится совещание. Будет дана оценка последней информации, необходимо принять ряд важных решений, дать соответствующие распоряжения. Все это должно быть сделано. Ничто не должно мешать работе.

– Меня отправят в тюрьму, да?

– Нет.

– Конечно, отправят.

– Я не думаю, что это дойдет даже до суда.

– Почему так?

– Потому что не дойдет.

– Ты имеешь в виду: потому что я – это я?

– Нет, я не это имел в виду.

– Да нет, дело именно в этом. Потому что я – твоя дочь.

– Это не имеет никакого отношения к данному случаю.

– Да-да! – Кейт резко засмеялась. – Рассказывай сказки.

– Тебе что, хочется, чтобы тебя посадили?

– Они отправили одну бедную двадцатилетнюю женщину с грудным ребенком в Холлоуэй за то, что она не платила за пользование телевизором, почему же тогда они не тронут меня?

Скелтон заерзал на стуле, вздохнул.

– Из-за твоего возраста, потому что у тебя не было раньше судимостей, и по многим другим причинам.

– Моя семья – одна из них? Скелтон пристально посмотрел на нее.

– Это ведь правда, не так ли? Так именно и будет говорить присяжный или кто там еще. Хороший дом, заботливые родители. Хорошая семья. Они будут именно так говорить?

– Вероятно.

Он посмотрел на нее и, подумав, спросил:

– Как, по-твоему, это слишком далеко от истины? Кейт повертела ножом, затем тщательно облизала лезвие.

– Но в газетах напишут совсем по-другому, не так ли? Если они узнают обо всем этом?

Скелтону хотелось налить еще чашку чая. У него также было желание пойти помочиться. Но он продолжал смотреть, как Кейт намазывала мед на хлеб с маслом, как будто наносила краски на полотно мастихином. Он знал слишком хорошо, как распишут всю эту историю газеты, если доберутся до нее.

– Кейт…

Он остановился, но она уже заметила, куда были направлены его глаза. Мед начал растекаться по столу.

– Вот то-то и оно! – заявила она. – Твою дочь задержали за воровство в магазине, а главное, о чем ты беспокоишься, это чтобы не превратили в хлев твою кухню.

– Извини.

Она вскочила со стула, оторвала от рулона несколько больших кусков бумажного полотенца. – Вот, возьми, – она пихнула их

в руки отца, – вытри, чтобы кругом было чисто и аккуратно.

– Кейт…

– Ну давай, начинай!

Скелтон швырнул бумагу ей в лицо и смахнул все со стола. Нож стукнулся о микроволновую печь, хлеб упал намазанной стороной на пол, банка с медом разбилась вдребезги. Первый раз за всю свою жизнь Кейт увидела отца в гневе и испугалась.

– Джек? – донесся голос сверху. – Что случилось?

– Ничего. Все в порядке. Спи.

– Я слышала, что-то разбилось.

– Все в порядке.

Послышалось шарканье шлепанцев и стук закрываемой двери спальни.

Кейт достала из-под раковины совок и щетку.

– Оставь это, – махнул рукой Скелтон.

– Это не займет и минуты.

– Кейт. Кейт. Пожалуйста, оставь все как есть.

Он протянул руку, чтобы взять из ее рук совок, а она отшатнулась, ожидая, что он ее ударит. Скелтон отступил назад, плечи его опустились.

– Хорошо, – покорно согласилась она.

– Что?

Она отвернула кран, достала из шкафа стакан, выпила немного воды и поставила стакан верх дном на сушилку.

– Теперь, когда это случилось, – осмелилась она начать, не глядя на него, – ты все равно сможешь узнать остальное.

– Ребенок?.. – спросил Кевин Нейлор, просыпаясь. Но Дебби, конечно, уже проснулась.

– Мне показалось, что я слышал плач ребенка.

Она сидела прямо, за ее спиной были подушки, ночная рубашка застегнута спереди до самого верха. На столике около кровати лежала раскрытая книжка в бумажном переплете, путеводитель по Греции, стране, в которой Дебби никогда не была и посетить которую не выражала желания ни разу. Книга лежала тан уже четыре или пять дней.

– Я схожу посмотрю. – Кевин сделал попытку вылезти из-под одеяла.

– Оставайся здесь, я схожу сама.

– Не беспокойся, я…

– Лежи. – Он поднялся было, но Дебби уже стояла у двери. У нее было маленькое и строгое лицо, губы были приоткрыты и не скрывали неправильный прикус передних зубов. – Иди спать.

Из детской на этот раз явственно донесся не то плач, не то хныканье.

– Может, это она во сне, – прошептал Кевин. – Наверное, она перевернулась и скоро уснет.

– Нет, Кевин. Это ты. Это ты всегда именно так поступаешь.

– Это нечестно.

– Это правда.

– Все равно нечестно.

– Это ты мне говоришь? – Она уставилась на мужа, одергивая свою хлопчатобумажную ночную сорочку, собранную на талии. Плач становился все пронзительнее. Кевин подошел к двери спальни, но она преградила ему путь.

– Пусти, Дебби.

– Нет.

– Пусти.

– Нет.

Кевин отошел назад, посмотрел на пол. Пальцы ног Дебби впивались в ворс ковра. Крик стал еще более истошным и злым.

– Ты все еще думаешь, это во сне?