Грубая обработка
Шрифт:
– Джефф…
– Ваши люди оттесняют моих парней. За моей спиной проверяют, как они отнесутся к тому или иному проступку, выясняют, вынюхивают… Ставят под вопрос мою работу, мои действия. Вновь допрашивают моих свидетелей…
– Я вас спрашивал….
– Один раз. Всего лишь однажды вы пришли ко мне и прямо задали вопрос. – Он схватил руку Резника и крепко прижал ее к стойке бара. – Чарли, в рядах полиции есть болваны, которые из ножи лезут, заваливая дерьмом самих себя. Вы не такой. Вы не будете делать ничего подобного, если у вас нет для этого серьезных оснований.
Резник
Но, к сожалению, он только сходил в туалет и тут же вернулся обратно.
– Повышение, Чарли, в этом дело? – Харрисон потребовал еще виски, а Резник накрыл ладонью свою кружку, показывая, что ему больше не надо. – Надоело быть простым инспектором?
Резник не ответил. Он думал о многих должностях, на которых мог находиться. Ни одна из них не могла быть хуже той, что он занимал сейчас.
– Вы все сделаете как надо, Чарли. Да, вы странный тип, выходящий за рамки инструкций, но должен отдать вам должное – вы добиваетесь результата. Я не удивился бы, если бы вы получили больше, чем вам положено. Вы всегда на службе. Никто не отбросит вас в сторону, потому что вы никогда не совершите ошибки, выложив «домашние» секреты в неположенном месте или не тому человеку. – Харрисон одним махом проглотил виски, тщательно вытер рот тыльной стороной руки. – В жизни есть много другого, помимо протирания штанов за столом в ожидании пенсии. Можно открыть где-нибудь магазинчик, уехать куда-нибудь… Вы знаете, как делаются дела, Чарли, Точное следование законам. Личный секретарь. В Лондоне есть жилые районы, которые нанимают свои собственные круглосуточные посты охраны: болван в форме, сторожевая собака и фонарь. Им безразлично, кто вы, для них главное – посмотреть вечером в окно и видеть, что там кто-то есть. Чем меньше мы делаем, тем больше они платят. Я не хочу ждать, когда будет слишком поздно.
– Значит, у вас есть связи?
– Не ваше дело, что у меня есть, только убирайтесь из-за моей спины. Это вам понятно?
Резник поднес кружку ко рту. Харрисон снова схватил его, на этот раз за локоть. Край кружки врезался в губу инспектора.
– Понятно, Чарли?
В трактире было шумно. Они оба понимали, что Резник здесь ничего не может сделать.
– Вы ничего не знаете, Чарли, – произнес Харрисон, повернувшись к бару. – Если бы знали, вас бы здесь не было.
– Доброй ночи, Джефф. Можете доесть мои палочки, если хотите.
Он протолкался сквозь толпу и постоял некоторое время на улице. Мимо прошел городской автобус, из него выглядывала женщина, одиноко сидевшая наверху. Он не знал, куда ему идти, что делать. Он только знал, что ему не хочется быть одному, что случалось с ним очень редко.
Конечно, телефонного справочника в будке не оказалось, а молодой человек в справочной сказал ему, что Дайаны Вулф в списках нет. Резник положил трубку, но почти тут же снова снял ее и опять вызвал справочную. Другой голос, на этот раз женский, сообщил ему номер телефона Клер Миллиндер. Резник записал его на ладони.
Он вышел из будки и направился туда,
– 29 —
– Должны быть и другие способы, – произнес Грабянский с оттенком грусти.
– Как проникнуть внутрь?
– Как заработать на жизнь.
Грайс взглянул на него с явным недоумением, оторвавшись от задвижки окна у задней стены дома. Не посмотрев в лицо Грабянского, было невозможно сказать, говорит он серьезно или просто разыгрывает его.
– Странно, – заявил Грайс, – не вижу ее руки, но она должна быть где-то здесь.
– Где? Какая рука? О чем ты говоришь?
– Ее рука, которая держит тебя за определенное место.
– Никто меня не держит за это место. Внимание Грайса вновь сосредоточилось на окне.
– Чего она добивается? Кругосветного путешествия? Счастливой жизни «среди цветущих трав»?
– Ей ничего не нужно. Она не имеет к этому никакого отношения.
– Тогда что это – просто обычная трусость? Грабянский пожал плечами.
– Обдумываю разные варианты, только и всего.
– Мы выбрали для себя вариант много лет тому назад. Мы оба. – Запор подался настолько, что Грайс получил хорошую точку опоры, чтобы открыть окно.
– Не вижу причин, почему нельзя было бы подумать снова.
– Когда наши дела идут так хорошо? – Грайс улыбнулся.
Окно поднялось, только слегка скрипнула рама.
– Что же, всю жизнь лазить по чужим домам?
Грайс поднялся на подоконник. Ему были видны очертания тяжелой мебели в комнате. До него доносился монотонный ход напольных часов. Очевидно, были потрачены немалые средства для того, чтобы создать видимость старого солидного дома. Глупые ублюдки!
Он крепко ухватил за руку Грабянского и помог ему пролезть через открытое окно. Затем влез сам и опустил окно.
– Ты прав, – сказал он.
– Ты о чем?
– Мы можем заниматься этим всю жизнь.
Зная за своим партнером некоторую склонность к юмору, Грабянский подождал продолжения.
– Каждая дополнительная сотня, которую мы вложим сейчас в свой пенсионный фонд, превратится в тысячу, когда нам будет по шестьдесят пять. Разве это не заманчиво?
– Ты с кем-то советовался?
– Ты его очень хорошо знаешь, – ухмыльнулся Грайс. – Какой смысл иметь в деле собственного страхового агента, если не пользоваться его профессиональными советами?
Грабянский осторожно двигался между креслами с высокими спинками и закругленными подлокотниками.
– Я проверю другие комнаты, прежде чем мы начнем.
– Не беспокойся, – заметил Грайс, голос которого теперь, когда они были уже внутри, явно повеселел. – Во второй раз счастье тебе не улыбнется.
Грабянский почувствовал боль в затылке. Он переходил из одной комнаты в другую, ожидая, что увидит кого-то из живущих здесь, либо спящего в своей постели, либо страдающего бессонницей и сидящего с книгой в рунах. Если бы он нашел кого-нибудь, он мог бы почувствовать облегчение, так как понял бы причину охватившего его беспокойства, отдававшегося пульсирующей болью в голове.