Грубые развлечения
Шрифт:
– Да поговорить надо.
– Нечего с ним говорить! Он ни в чем не виноват! Не убивал он Ленку!
– А никто его в убийстве не обвиняет.
– Не надо! Я вас насквозь вижу! Вы Витю моего пришли арестовывать!
– А почему вы так думаете? Вы что-то знаете?
– Ничего я не знаю... Знаю только, что Лену он не убивал!..
– Что вы так беспокоитесь?
Поведение Дарьи Алексеевны могло показаться подозрительным даже неискушенному в сыскных делах человеку. Что ж тогда говорить про капитана Спасского, который собаку съел на этих
– А то, что знаю, какие гадости про моего Витю говорят!.. Да, он может разбить стекло, лампочку, может бросить петарду под машину... Но чтобы человека убить, нет!.. А то, что Лена ему нравилась, так это было давно и неправда!..
– Вот и хорошо, что он не убивал. А поговорить с вашим сыном можно?
– Нет его.
– А где он?
«Уж не подался ли в бега ненароком, – подумал Илья. – Все возможно под луной...»
– Нет его, гулять он ушел. А что, не имеет права?.. И зачем я вам только звонила! – в сердцах воскликнула Дарья Алексеевна.
– Правильно сделали... Квартиру осмотреть можно?
Вместе с Макеевым он осмотрел квартиру, но никого не нашел. Дарья Алексеевна была в квартире одна.
– Как только Виктор появится, пусть позвонит мне по телефону... Если он, конечно, ни в чем не виновен.
Илья нацарапал номер телефона на клочке бумаги, отдал его Колосковой и был таков.
– Не нравится мне этот Витек, – уже на улице сказал Макеев.
– Мне тоже...– кивнул Спасский.
– Плотникова про какой-то подвал говорила. Может, он сейчас там?
На скамейке возле соседнего подъезда сидели два юнца. Лет по пятнадцать каждому. Курили, никого не стесняясь, да еще пиво из бутылок цедили. Сейчас Илье было не до нравоучений, морального разложения общества. Ему нужно было найти Виктора Колоскова, и эти куряки и выпивохи могли ему помочь. Да, они видели, как Витька сегодня утром лез в подвал.
Дверь в подвал была в торце дома. Она оказалась открытой, и Илья с напарником спустились вниз.
В подвале было сухо и темно. Широкий гулкий коридор, по правую сторону проемы, через которые можно было попасть в тот или иной отсек. В одном таком отсеке мог находиться Колосков.
В дальнем конце коридора из проема в стене, подрагивая, сочился скупой свет. Скорее всего, свеча горит.
Илья вспомнил недавний случай, когда они брали грабителей, и, на всякий случай достав пистолет, тихонько передернул затвор. Береженого, как говорится, бог бережет. Макеев последовал его примеру. Ему тоже жить охота...
Они подкрались к отсеку. Сейчас они так же бесшумно войдут внутрь. Как снег на голову свалятся...
Колосков выскочил из темноты как черт из табакерки, причем и с таким же дьявольским смехом. И тут Илья увидел пистолет, который он держал двумя руками.
– Убью! – страшным голосом заорал Виктор.
И тут же раздался выстрел.
Стрелял Илья. Выработавшийся за долгие годы службы рефлекс на смертельную опасность заставил его нажать на курок. Колосков дернулся, будто нарвался на какую-то невидимую стену, выронил из
– Ни хрена себе!
Макеев подобрал с полу пистолет, протянул Илье. Как будто провод с высоковольтной линии на голову упал – пробрало от макушки до самых пят. Пистолет-то пневматический. Но не та дешевая китайская дрянь, которой наводнены магазины. Он был точной копией немецкого «вальтера». И пластик здесь, и металл, все подогнано, отлажено. Около тысячи рублей такая игрушка стоит... Игрушка. А Илья из-за нее выстрелил в человека...
Колосков был серьезно ранен, но жив. Может, еще есть шанс спасти его... Пуля попала в брюшную полость, в район желчного пузыря. Очень хотелось надеяться, что рана несмертельная. Но парень истекал кровью, надо оказать ему первую помощь. Спасский стянул с себя рубашку, майку, перетянул рану. Потом осмотрел руки Колоскова. Рубца не было ни на правой, ни на левой ладони...
«Скорая помощь» приехала на удивление быстро. Парня оперативно погрузили в машину и увезли. Сейчас больше всего на свете Илья боялся встречи с Дарьей Алексеевной. Но она еще ничего не успела узнать. Ей сообщат чуть позже. Может, уже бежит какой-то малец к ней домой, жмет на клавишу звонка... В оперативную машину Илья садился с такой поспешностью, как будто за ним гналась стая голодных волков...
Сказать, что Илья возвращался в отдел в скверном настроении, значит не сказать ничего. Никогда не было ему так тошно, как сейчас. И дело даже не в грядущем и к тому же справедливом прокурорском гневе – совесть мучила.
– Да ты не переживай, – пробовал успокоить его Макеев. – Ты действовал правильно. Откуда ты мог знать, что пистолет не был боевым?
– Должен был знать. Был у него пневматический пистолет, из которого он лампочки побил. Я должен был понять, что пистолет был ненастоящим...
– А если бы пистолет настоящим оказался? Пока бы ты понимал, этот Колосков бы тебя пристрелил.
– Но ведь не пристрелил же! Зато я в него пулю вогнал почем зря...
– Не зря. Ты мент, ты был при исполнении. А этот придурок с пистолетом на тебя выскочил. Он хоть и пневматический, но от боевого не отличишь. Я и сам стрелять собирался, потому как думал, что ствол настоящий. Так в рапорте и напишу, можешь не сомневаться...
– Да в тебе-то, Леша, я не сомневаюсь. Я в себе сомневаюсь. Не должен был я стрелять, а выстрелил.
Колоскова отвезли в Склиф, там ему сделали операцию. Врачи обнадежили, что парень жить будет. Но Илье от этого легче не стало. И совсем стало тошно, когда он узнал результаты экспертизы. Кровь на стене принадлежала убитой Лене Плотниковой. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что кровавый отпечаток оставил убийца. А им, разумеется, Колосков не был, раз шрама на руке у него не оказалось.