Группа риска
Шрифт:
— Это понимать как угрозу?
— Это можно понимать, как вам хочется.
Сигарета догорела до фильтра, и столбик пепла, наконец, сорвался и упал на халат. Блондинка, нахмурив брови, сдула его на пол и бросила окурок в пепельницу. Пятна на халате не осталось. Потом она посмотрела на Петрова, вздохнула и перевела взгляд на его напарника. Ковалев перестал рассматривать книги и посмотрел на нее. Она отвернулась.
— Как вы знаете, мой муж уже несколько месяцев сидит в тюрьме. Он находится под следствием, по какому-то абсолютно… э-э… бредовому делу.
— Сфабрикованному, — подсказал
— Да, можно сказать и так, — блондинка опять повернулась в его сторону, но, встретившись взглядом, вздрогнула и поспешно продолжила: — Между прочим, сажал его РУОП, а про их методы работы достаточно написано в газетах, и по телевизору говорили…
— Да, избивают всех подряд, — подтвердил Ковалев и, отвернувшись к окну, зевнул. — И сажают, следует заметить, исключительно одних бизнесменов, охранников и безработных. Продолжайте.
— Если вы меня будете постоянно перебивать…
— Больше не буду. Извините.
— Хорошо. Так вот, сегодня, около десяти часов утра, мне позвонил какой-то молодой человек. Сказал, что недавно виделся с Сергеем, это мой муж… И Сережа просил кое-что передать. Спросил, когда можно подъехать, и я предложила в двенадцать часов.
— Вас не удивил этот звонок? — спросил Ковалев. — Я думаю, вы получаете достаточно информации о муже и известий от него через адвоката и… по другим каналам.
— Удивил… немного. Но, вы сами понимаете, всегда может произойти что-то непредвиденное.
— Он спросил ваш адрес?
— Нет, он уже знал его. Поинтересовался, какой код на замке в парадном. Около половины двенадцатого заехал Саша Макаров. Он когда-то работал вместе с мужем в одной фирме. Мы сидели в комнате. Примерно без пяти двенадцать явился этот, как его назвать? Преступник, наверное…
— Наверное, преступник, — кивнул головой Ковалев, разглядывая люстру.
— Я впустила его в квартиру и провела на кухню. У него с собой была такая сумочка, знаете, такие сейчас многие носят? Кожаная, с ремешком, там обычно лежит деловой блокнот, их на руке носят. Он эту сумочку положил в прихожей, около зеркала. Мы поговорили минут пять.
— Как он назвался и как он выглядел? — Дима придвинул к себе блокнот и взял авторучку.
— Назвался он Костей. А выглядел… Ну, высокий, худой, волосы черные, но острижены почти наголо. Такой ежик, буквально полсантиметра длиной. Джинсы какие-то светлые и курточка черная, тоже джинсовая. Очень нервничал. Не знаю, сколько ему лет, но выглядел он года на двадцать два — двадцать три.
— А мне сколько лет? — перебил Ковалев, отходя от подоконника. — На первый взгляд, не приглядываясь.
— Вам?
— Да, мне. Это не потому, что мне очень интересно ваше мнение узнать, а для того, чтобы мы могли определиться, на сколько вы ошибаетесь. Большинство людей ошибаются в ту или другую сторону при определении возраста. Так сколько мне?
— Тридцать, или, может, тридцать два.
— А ему?
— Тридцать пять. Я угадала?
— Почти.
— Ага… Он рассказал, что отсидел месяц за хранение наркотиков. Сказал, что «влетел с травкой», а сейчас его отпустили до суда под залог. Сказал, что последнее время сидел в одной камере с Сережей, и тот просил передать, что скоро ко мне придет какой-то
— Пока вы разговаривали, Макаров выходил из комнаты? Может, заходил к вам на кухню или, скажем, в туалет проходил? — спросил Ковалев.
— Нет, он не выходил. Сидел в комнате и смотрел журналы. Мы же не долго разговаривали… Костя ушел, и я почти сразу заметила, что он забыл свою сумочку. Около зеркала. Я хотела крикнуть в окно, чтобы он вернулся, но тут в дверь позвонили. Я поняла, что это — Костя, и открыла. А там стояли двое, в масках. Знаете, такие черные, вязаные, как омоновцы иногда носят?
— Знаем.
— Первый-то, конечно, Костя был. Я его узнала, хоть он и одел эту маску. Они меня оттолкнули, захлопнули дверь и начали орать. Спрашивали, где деньги лежат. Я ничего не поняла сначала. Вообще не сообразила, что все это — серьезно. Как в кино каком-то дурацком. Второй меня об стенку приложил, а этот, который Костя, побежал в комнату. Я еще, дура, обрадовалась, думала, сейчас ему Саша рога-то пообломает. А Костя в комнату только влетел, и почти сразу — выстрел. Слышу, Саша закричал, а Костя обратно вылетает, глаза — по пять копеек. Даже через маску видно. В одной руке — «пушка», а в другой — пачка баксов. Он их со стола схватил. Я, когда ему стошку отсчитывала, вынула, а убирать не стала. Там около «тонны» и было. Ну, девятьсот, если эту сотню не считать. Выскочил в коридор и сразу орет: «Съ…ем!» Так за дверь и выскочили оба. Я в комнату бросилась, а там Саша лежит, за ногу держится. Я в «скорую» позвонила…
В своем рассказе Лидия Михайловна опустила один очень важный момент. Первым делом она вовсе не стала звонить в «скорую помощь», а забрала у раненого Макарова и спрятала на балконе пистолет, который тот успел достать, но которым так и не успел воспользоваться.
— Потом рану посмотрела, я разбираюсь в этом немного. Перевязала, как смогла, и стали ждать.
Это была вторая неправда. Позвонив по «ноль-три» и перевязав Макарову ногу, Лидия Михайловна начала названивать друзьям и «коллегам» мужа, а потом и адвокату Бараеву. Друзья и «коллеги» подъехали и теперь сидели в своих машинах, ожидая отъезда милиции, а адвокат должен был появиться с минуты на минуту.
— Вы разглядели, какое оружие было у этого Кости?
— Какой-то большой пистолет. В смысле — без барабана. Не «ПМ», не «ТТ» и не «беретта».
— Вы хорошо разбираетесь, — усмехнулся Дима.
— А это запрещено?
— Нет, что вы, это, наоборот, хорошо!
— Надеюсь, теперь вы удовлетворены?
Опера задали еще несколько вопросов, но ответы Лидии Михайловны ничего существенного не принесли.
— Спасибо, — Петров захлопнул блокнот и убрал ручку во внутренний карман пиджака. — Возможно, в ближайшее время мы вам позвоним. А возможно, и нет.