Грустная дама червей

Бочарова Татьяна Александровна

— Да как ты смеешь? — внезапно осипшим голосом проговорила Зина, поспешно оглядываясь и с облегчением убеждаясь, что они одни и рядом никого нет. — Ты, сопляк! Учил бы свои уроки.

— Да ладно, не ломайся, — плавно перейдя на «ты», заявил угреватый. — Увидишь, тебе понравится.

Зина изо всей силы толкнула его плечом и зашла в гардероб.

Когда она, одевшись, вышла в холл, парень держал в руках уже восемьсот долларов.

Жизнь превратилась в сплошной кошмар. Он преследовал ее везде и всюду — в буфете, в коридоре, не стесняясь, заходил

в класс во время урока. Зина уже знала про него все — что его зовут Денис, что ему шестнадцать и учится он в одиннадцатом классе, что отец его — один из совладельцев крупной автомобильной фирмы.

Ночью ей снились зеленые бумажки, их было много, ужасающе много — целое морс. Они летали перед ее лицом, кружились, опускались под ноги, а знакомый, чуть гнусавый голос настойчиво вопрошал:

— Столько хватит? А столько?

Зина попробовала поделиться своей бедой с одной из преподавательниц — довольно молодой и приятной учительницей английского. Та выслушала ее сбивчивый рассказ, пожала плечами и проговорила небрежно:

— Ну и что? В чем проблема?

— Как — в чем? — опешила Зина. — Я не знаю что мне делать, как избавиться от этого!

— А зачем избавляться? Тебе разве деньги не нужны?

— Такой ценой? — Зина округлила глаза.

— Подумаешь, цена! — фыркнула англичанка. — Тебе ж не тринадцать лет.

— Вот именно! — закричала Зина. — Не тринадцать, а тридцать! Неужели ты хочешь сказать, что я должна переспать с этим недоноском?

— За восемь сотен баксов? — Преподавательница глянула на Зину в упор. — За такие бабки можно и с крокодилом переспать.

— Флаг тебе в руки, — сквозь зубы проговорила Зина и ушла восвояси.

Дома ее ждал новый «сюрприз»: у Илюшки поднялась температура. Вызванный врач поставил диагноз — острый бронхит, выписал кучу разных лекарств и пригрозил, что болезнь может перейти в воспаление легких.

Зине пришлось взять больничный. Она купила все, что велел доктор, методично пичкала сына таблетками и микстурой, но тому с каждым днем становилось все хуже: скакала температура, грудь разрывал мучительный, жесткий кашель.

Из поликлиники пришел другой врач, затем заведующая отделением — оба слушали Илюшку, заставляли его то дышать, то не дышать, стучали пальцами по его худенькой спине и недоуменно пожимали плечами.

Зина не знала, что и думать. Ее начал терзать страх, по ночам она не могла уснуть. Ей казалось, что с ребенком что-то серьезное, какая-то лютая, неизлечимая болезнь. Он таял на глазах. Врачи уже настаивали на госпитализации, Зина медлила: о детских больницах она слышала много плохого.

Наконец, видя, что ничего не помогает, она сдалась. Очередной врач выписал направление в Третью детскую больницу, одну из лучших о Москве.

Зина хотела ехать немедленно, но Илюшка вдруг стал плакать, так горько и жалобно, что у нее сжалось сердце.

«Подожду до завтра, — решила Зина, — утром отвезу, до утра ничего не случится».

Вечером раздался звонок в дверь.

Зина подумала, что это соседка, которая

часто одалживала у нее то соль, то спички, то муку. Как была, в легком домашнем халатике, с едва подколотыми волосами, она вышла в прихожую и щелкнула замком.

На пороге стоял Денис.

— Ты? — только и смогла вымолвить Зина. — Как ты… зачем?…

В комнате спал Илюшка, спал тревожно, ворочаясь с боку на бок, что-то жалобно бормоча, плавая в жару. А здесь, в коридоре, перед ней стоял зажравшийся наглый недоросль, с прыщавыми щеками и потными от желания ладонями.

Зина почувствовала, что больше не вынесет. Ее душили слезы отчаяния, стыда и унижения.

— Вон, — сдавленно проговорила она, вытирая глаза. — Убирайся!

— Я только узнать хотел, ты чего не ходишь на работу? — Во взгляде парня впервые за все время их знакомства Зина прочитала некую осмысленность.

Он перестал жевать свою вечную жвачку и смотрел на нее внимательно, слегка сведя брови к переносице, точно силясь постигнуть невероятно сложную, мудреную задачу.

— Убирайся. — повторила Зина уже без злости, ощущая лишь непомерную усталость от всего — от напряжения последних недель, от страха за сына, от многолетнего, выматывающего душу одиночества.

— Это… — Парень помялся на пороге, сделал шаг назад и тут же вернулся. — А… плачешь чего?

— Сын болеет, — коротко сказала Зина, и внезапно ей стало легче. Самую малость, капельку, но легче, будто она переложила часть тяжести со своих плеч на чьи-то другие.

— Чем? — поинтересовался Денис.

— Не знаю. Завтра везу его в больницу на обследование.

— Погоди в больницу, — он снова отступил за порог, — у матери врачиха знакомая есть, всю Москву лечит. Я дам телефон.

— Сколько она берет за консультацию?

— Триста, кажется. Или четыреста, точно не помню.

— Рублей?

— Шутишь?

Зина отрицательно покачала головой:

— Это все, что у меня сейчас есть. Я не могу.

— Я заплачу.

— Нет. Уходи. — Она решительно взяла его за плечо, пытаясь выдворить за дверь.

— Ну и дура, — проговорил Денис, упираясь, — твой же ребенок. Говорю тебе, врачиха классная, она его в два счета на ноги поставит. Какая же ты мать после этого?

— Нормальная мать. — Зина вытолкала парня на площадку и с грохотом захлопнула за ним дверь.

Постояла в коридоре, пытаясь унять сердцебиение, потом вернулась к Илюше.

Сунула ему под мышку градусник — серебряный столбик за минуту взлетел к тридцати девяти. Зина в отчаянии опустилась на стул, обхватила руками голову.

Она не помнила, сколько просидела так, сжавшись на стуле, оцепенев, отключившись от реальности. Её привел в себя новый звонок в дверь.

«С лестницы его спустить, этого сосунка?» — безучастно подумала она и поплелась открывать.

Распахнула дверь и замерла в недоумении: перед ней стояла незнакомая женщина лет сорока с небольшим, миловидная, статная, одетая броско и дорого. В лицо Зине пахнуло ароматом французских духов.