Грустничное варенье
Шрифт:
— А еще ты любопытна.
— Так что за вопрос?
Последние две фразы были произнесены ими одновременно, и Лара хмыкнула, снова признавая его правоту. Егор махнул рукой:
— Не буду больше тянуть резину. Вопрос довольно простой. Расскажи мне о самом счастливом дне своей жизни.
Брови девушки взметнулись вверх:
— Серьезно? И это твой вопрос?
— Нормальный вопрос…
— Я думала, будет что-то… Мужское, обычное… Ну знаешь, на вечеринках игра в откровение всегда этим заканчивается. Вопросами, сколько у меня было мужчин, когда потеряла девственность…
— Если это у тебя был самый счастливый день, готов выслушать со всеми
Лара одарила Арефьева убийственным взглядом, а тот в ответ только ухмыльнулся и открыл капот. Пока он доставал длинный гибкий щуп и проверял уровень масла, а потом тщательно вытирал руки тряпкой, пока доливал жидкость в бачок стеклоомывателя, чистил лобовое стекло, — она следила за ним. Пыталась найти ответ на его вопрос, но не могла припомнить ничего стоящего. Может быть, потому, что отвлекалась на самого Арефьева. Она понимала, что в его манипуляциях нет ничего выдающегося, не компьютер же он собирает из скворечника, в самом деле… Но все равно ей было приятно украдкой следить за его неторопливыми, расслабленными движениями. Его левый локоть, тот, что постоянно опирается на окно, уже успел покрыться водительским загаром, и только на запястье полоска кожи светлее — след от часов, недавно снятых. «Чему я удивляюсь, я ведь и до этого догадывалась, он не из тех пижонов и «белых воротничков», — думала Лара, — которые не знают, с какой стороны бензобак у их навороченной тачки…» Взять даже саму машину — она прекрасно дополняет Егора, как и все его вещи, без излишеств, но безупречного качества. Человек, знающий, где отыскать золотую середину.
Золото… Как это раньше ей не приходило в голову, что его волнистая шевелюра не просто русая, а словно пронизана тончайшими золотистыми нитями. Да и не русая она вовсе, а медовая, теплого тягучего оттенка, густеющего на солнце. Задумываясь о чем-то своем, он неосознанно запускал руку в волосы, проводя по затылку, и все пять пальцев утопали, увязали в этом шелковом меду.
— Я вспомнила! — заявила Лара, садясь за руль. — Однажды Лиля две недели пролежала в инфекционке. А меня, горемыку, угораздило не заразиться. Так что нас разделили, и все стало совсем скверно. Чего я только не перепробовала, чтобы добраться до нее! Разыгрывала больную, глотала слабительное, чтобы было похоже на отравление… Даже пыталась залезть в ее палату по пожарной лестнице, но меня перехватила медсестра. Ее уже предупредили, чего от меня можно ожидать.
— Когда дело касается Лили, ты безрассудна, — вздохнул Егор.
Лара сочла это комплиментом:
— Да, именно так. Но тогда мне пришлось сдаться, папа провел беседу и вправил мозги как следует. Он ведь спокойный, как слон, никогда голоса на нас не повысил, ни разу. Так что его фраза «Лара, ты меня очень огорчила» заставила меня потом полночи умываться горючими слезами… И оставшиеся дни разлуки я сносила стоически, без жалоб. Но когда через две недели Лилю выписали — это и был тот самый день!
Лара следила за дорогой и не могла сдержать счастливой улыбки. Одного воспоминания о том далеком дне хватило, чтобы внутри все всколыхнулось. Мелкие, как кусочки смальты в мозаике, детали их долгожданной встречи с Лилей — топот ног по лестнице, конфеты, полуночный шепот, рука в стиснутой руке — Лара сейчас опустила, они не для Егора. Только для нее. Да и не поймет он, это все равно что рассказывать сон: магия сна растворяется от человеческой речи, это невыразимо, как невыразимо счастье, и попытка поймать его сачком слов оборачивается лишь разочарованием и горечью.
Егор
Движение вперед превратилось в привычку. Сотня километров, еще несколько дней назад казавшаяся Ларе приличным расстоянием, теперь пролетала, даже не осознанная ею. Перестав воевать с Егором, она сделала большое одолжение самой себе и теперь стала понимать, что он имел в виду, когда говорил, что в дороге ему нужен союзник. Они как будто стали заодно, а все остальное — там, снаружи.
Пару раз Лара открывала окно, чтобы вместо прохладного неживого воздуха кондиционера почувствовать дыхание степей, но вскоре снова поднимала стекло: пыль оседала повсюду, забивала рот и глаза, и не было от нее спасения. Несколько километров после очередного привала на капоте их джипа проехала, держась цепкими лапками, большая коричневая саранча: сидевшая за рулем Лара специально сбросила скорость, чтобы насекомое не сдуло ветром.
— Смотри, какая деловая. Мне кажется, или все в ее облике говорит о ее независимости? — посмеивалась Лара.
Она заметила, что Егор не имеет ничего против ее любимой музыки, энергично бьющей из динамиков. Из вежливости она пару раз предлагала ему поставить свой диск, но тот только пожимал плечами:
— Зачем, мне и так нравится. По крайней мере, пока звучит американский рок, можно не бояться, что ты заснешь за рулем. От моей музыки тебя явно укачивает.
— Ты мне не доверяешь! — возмутилась Лара наигранно.
Музыка по-прежнему делилась на его и ее. Два дня назад, когда Лара только обнаружила, что Егор еще в Москве переложил из ее машины в свою пару ее любимых сборников, это открытие взбесило ее. Но теперь все было в прошлом. Теперь их диски мирно соседствовали под замком бардачка, постукивая на ухабах, как горох в банке. За несколько дней вдвоем Лара и Егор обжили салон автомобиля так, словно он был их общей квартирой на колесах. В гнезде прикуривателя до сих пор стояло зарядное устройство от ее мобильного телефона, из кармана на спинке кресла торчал пакет мармеладных мишек, купленных ею позавчера. Рядом с ее фотоаппаратом на заднем сиденье лежала его полукруглая подушка, которую Егор клал под голову в краткие периоды отдыха.
До Новосибирска они домчали даже быстрее, чем предполагалось, длинный июньский день еще не угас. И, впервые не вняв советам Лили заночевать в городе, Егор предложил проехать еще пару сотен километров, пока не стемнело. Они были в пути так долго, что желание двигаться вперед стало нормальным состоянием, словно из людей они превратились в перелетных птиц. Лара неосмотрительно согласилась.
То ли это решение было ошибкой, то ли желание следовать навигатору вместо карты — точно уже никто не смог сказать. Когда дорогу со всех сторон обступил лес, оказалось, что внезапно приходит ночь.
— Так-так-так… Кажется, я переоценил…
Лара не дала ему договорить:
— Нестрашно. Скоро будет большой поселок, там и остановимся.
Дневной режим навигатора сменился ночным, и на темном экране среди белых меток их путь горел желтой полосой с направленной вперед стрелкой. Повинуясь ее запрограммированной уверенности, Егор вел машину дальше. Вскоре оба заметили, что дорога стала хуже. Свет метался по колдобинам и неровной обочине, которую давно уже не сопровождала белая, светящаяся в полутьме каемка разметки.