Шрифт:
* * *
Яркие лучи солнца прошивали кабинет хозяина Волопаевского книжного издательства «Шестидюймовочка» Сигизмунда Громатейко. Сам он, набычившись, рассматривал опухшую физиономию критика Тычиночкина, брезгливо вертевшего в пальцах пустую рюмку. На челе препаратора литературы красовалась печать мрачной безысходности.
– Перестань киснуть, – не выдержал, наконец, затянувшейся паузы Громатейко. – Можно подумать, в первый раз.
– В том-то и дело! – возопил высоким дискантом
– Он такой же мой, как и твой, – счел нужным обидеться Сигизмунд. – Монографию о его творчестве не я писал.
– Творчество… – скривился критик протягивая Громатейко рюмку. – Слово-то подобрал… Гнусоплодие, размножающееся, аки кролики, вот суть его деяния. Не простит нам Ее Величество Литература глумления над нею…
– Ну, полетел-поехал, – Сигизмунд щедро плеснул коньяк в подставленную тару. – Любишь ты, Мишутка, словесные вензеля выписывать. В школе еще таким был. Да если хочешь знать, Соснищев…
– Не поминай мерзопакостника! – взвыл Тычиночкин. – Откуда он свалился на нашу голову? Гнусь смердящая, червь святотатственный!
– Подлец редкостный, – легко согласился Сигизмунд. – Но что же, брат, делать? Соснищев…
И опять хозяину «Шестидюймовочки» не удалось завершить свою мысль. Раздался звук, весьма напоминающий свинячий хрюк, что-то ярко вспыхнуло, и посреди кабинета возникло странное полупрозрачное существо. Поколебавшись мгновение, оно распростерлось на паркете.
– Опять инопланетянин! – возмутился Громатейко. – Заколебали. По улице не пройдешь, чтобы на какую-нибудь образину не напороться. Чего приперся?
– Может, рукопись принес? – предположил Тычиночкин, хладнокровно прихлебывающий коньяк.
Однако странный гость отрицательно замотал верхней частью туловища и пронзительно заскулил. Сигизмунд почувствовал, как от нытья пришельца у него разом заболели все зубы, включая искусственные. Он хотел уже было вызвать охранников, дабы те вышибли инопланетянина к чертовой матери, но не успел.
– Милосердия прошу! – смиренно прогундел незваный гость. – Вина моя столь же велика, как и раскаяние, гнездящееся в моей эфирной сути.
– О чем это он? – озадаченно спросил Громатейко.
Критик молча пожал плечами.
Инопланетянин покрылся желто-зелеными фасолинами и со всхлипом сообщил:
– Я несчастный ученый из пылевидного скопления, доселе не известного человечеству. Каюсь, именно моя гордыня привела к появлению в достославном Волопаевске того самого Соснищева, коего столь часто упоминали вы сегодня…
– Что-что? – дернулся Сигизмунд.
– Он беглый экспонат моего вивария, – печально признался пришелец. – Неудачная попытка скрещивания таланта и производительности. Суд чести девятиста цивилизаций удовлетворил мою просьбу изъять этот научный
Из всего этого бреда Громатейко понял одно слово и тут же на него отреагировал.
– Как это «изьять»? – рявкнул он, наливаясь кровью. – Вы что, вконец одурели? А пипл?
– Не понял… – растерялся пришелец.
– Я тебя, тупица, спрашиваю, что пипл хавать будет? У меня с Соснищевым двенадцатилетний договор на три романа в год. Просекаешь? Кто убытки возместит?
– Я, – потерянно признался инопланетянин.
Сигизмунд успокоился и принялся что-то прикидывать, но встрепенувшийся Тычиночкин уже пошел в лихую кавалерийскую атаку.
– Дело не только в деньгах! – пронзительно воскликнул он. – А моральные издержки? Я, например, долгое время изучаю феномен популярности Соснищева, влияние его творчества на широкие читательские массы. Вы что предлагаете мне похерить дело своей жизни? А?
– Что же делать? – пришелец окрасился в цвет берлинской лазури. – Ведь моя вина…
– Да пошел ты… – совсем уж распалился критик, но его прервал Громатейко, сосредоточенный, как снайпер на огневой позиции.
– Подожди Михаил, – веско заявил он. – Господин ученый прав. Ошибки нужно исправлять и делать это следует безотлагательно. Можно сделать, чтобы Соснищев выдавал по шесть романов в год?
– Да… – всхлипнул инопланетянин.
– Много, – прикинув что-то, высказал свое мнение Тычиночкин. – Слишком хорошо тоже нехорошо. Думаю, четырех хватит. По одному в квартал, бесперебойно.
– Попробуем, – без особого энтузиазма согласился Сигизмунд. – Ты все понял? – спросил он пришельца.
Тот мелко закивал передней частью туловища.
– Вот и отлично, – снисходительно улыбнулся Громатейко. – Через годик явишься, подкорректируем, если понадобится, темп и объем работы. Сам виноват. Настоящая наука, если хочешь знать, ошибок не прощает. Аривердерчи.
Не успел кондиционер втянуть в свое нутро легкий дымок, оставленный исчезнувшим инопланетянином, как дверь кабинета с грохотом распахнулась. Так врываться к всемогущему хозяину Волопаевского издательства позволял себе только один человек – Серафим Соснищев.
Небрежно швырнув на стол дискету, он изрек:
– Печатайте. А ты, Мишка, статью пиши. Да не такую, как прошлый раз, а с огоньком, с энтузиазмом! Чтоб до печенок пробирала. Пойду гонорар получать!
Оставшись одни, друзья переглянулись.
– Сволочь, – печально констатировал Сигизмунд, протягивая руку к бутылке с коньяком. – Писака убогий…
– А что ты хочешь? – пожал плечами Тычиночкин. – Брак, он и есть брак. В любой цивилизации.
1 февраля 2003 года.