Шрифт:
Иван Ситников
Грузовой вертолет на холостом ходу
Икающий лес миновали быстро. Со свистом и гиканьем, нещадно пришпоривая лошадей, мы мчались к «Золотой подкове»! Негодование переполняло меня больше чем выпитое вино! Какие-то лавочники, сброд, гордо именующий себя «серыми», разносят корчму на моей родовой земле! Думают, что карт-бланш, полученный от дона Рэбы, позволяет им творить бесчинства где ни попадя! Я чуть повернул голову к скачущему рядом отцу Кабани, который едва держался в седле после бочонка эсторского.
– Что, мой друг, устроим этим свиньям веселую ночку?
Отец
Хотя, думаю, безмозглым тварям и так мало не покажется! Вот только вернуться надо поскорее, а то баронесса расстроится. Она и так вся побледнела, когда прямо посреди пирушки в зал вбежал конюх и начал причитать, серые, мол, вконец обнаглели - «Золотую подкову» разносят.
– На коней!
– гаркнул я, и, прихватив отца Кабани, дабы было кому засвидетельствовать бесславное бегство серых с моей земли, тотчас же поскакал ставить толпу пьяных лавочников на свое исконное место.
Потеха удалась на славу! Эта пьянь, устроившая дебош в корчме, на ногах держалась даже хуже, чем отец Кабани. Перед самым входом я едва не споткнулся о ноги развалившегося в дверях штурмовика. Лежащий в луже блевотины, он изо всех сил пытался приподняться на четвереньки, но лишь елозил лицом по деревянному настилу пола. Схватив его за ноги и раскрутив над собой, я, устрашающе рыча, ввалился в корчму. Такого потока красноречия, что в тот момент срывался с моих губ, устыдилась бы не только горячо любимая баронесса, но и благородный дон Румата, случись ему оказаться поблизости. С визжащим серым мы мельничным тандемом прошлись по корчме, раскидывая в разные стороны всех, кто попадался на пути. Вернее расшвыривал штурмовик, вращаясь над моей головой и со скоростью приличного рысака долбивший маковкой, как кованым копытом, бывших своих собутыльников. Его дружки, мгновенно трезвея, стали жаться по углам, поглядывая на открытую дверь и окно, с явным намерением улизнуть.
– Что? Оробели?
– рявкнул я, чувствуя, как тело серого после очередного удара вдруг обмякло.
– Вы еще надолго запомните барона Пампу дона Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара!
С этими словами я зашвырнул уже почти бездыханное тело лавочника, возомнившего себя бойцом, в угол, прямо на трех его приятелей, сгрудившихся возле лейтенанта. Ха! Удачный бросок! Прямо как на чемпионате. Давно я не был на своей родине, но надо держать себя в форме, глядишь, и выдастся случай покатать шары вместе с капитаном космического фрегата «Локус». Кстати, надо при случае спросить дона Румату, есть ли на его родной планете похожая игра? Я подошел к стойке и выудил оттуда за загривок притаившегося хозяина.
– Бочонок ируканского, - прохрипел я ему прямо в маленькие, бегающие от испуга глазки.
– Сию минуту, благородный барон, - хозяин мелко закивал и нырнул под стойку.
В корчме воцарилась тишина. Серые, подхватив раненых, протискивались за моей спиной к выходу. Вот ведь, псы цепные, даже пленных не забыли, с собой тащат. Другой бы на их месте уже давно несся по ночной дороге, пока барон решил винцом освежиться.
– Отец Кабани, ты здесь?
– я осмотрел разгромленный зал корчмы.
Перевернутые столы, в щепу разбитые стулья, на полу щедро рассыпались недоеденные объедки вперемежку с чьими-то зубами.
– Дружище, да где же ты потерялся?
– я начал волноваться.
Хотя, как выяснилось чуть позже, совершенно напрасно. Отец Кабани отыскался
– Вставай, лежебока!
– Я ласково пнул друга носком сапога в бок.
Отец Кабани зашевелился, приоткрыл один глаз и недовольно посмотрел на меня. Затем уселся и, широко зевнув, проснулся окончательно.
– Всех душегубцев победил?
– добродушно спросил он.
– Ты уж прости, меня сон сморил. Так что пропустил самое интересное.
– Вставай, - я помог ему подняться.
– Всем будешь говорить, что гнали серых аж до самых Тяжелых Мечей.
Отец Кабани закивал, подобострастно заглядывая в глаза.
– Да не ухмыляйся ты так, - пробурчал я.
– Я бы их еще дальше погнал, но баронесса волнуется, уже, поди, все глаза проплакала. Поехали.
Глоток свежего воздуха взбодрил, не до конца выветрившийся хмель слегка стукнул по темечку. Я свистнул в темноту. Неподалеку раздалось ржание, и появился силуэт Бурого. Я похлопал коня по загривку и повернулся к корчме, из которой раздавалось оханье хозяина и еще какой-то посторонний шум, виновником которого, несомненно, являлся отец Кабани.
– Винца прихвати, - крикнул я.
– Уже, - отец Кабани, довольно осклабился в свете факела, коптившего возле дверей.
Зажав под мышками два бочонка, он неуверенно катил перед собой третий. Рискуя оступиться и завалиться на землю вместе с драгоценной ношей, отец Кабани, с трудом держа равновесие, стоял на одной ноге, другой, пытаясь посильнее катнуть вперед замусоленный бочонок.
– Ох, и жаден ты дружище, - едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться проворчал я.
– Так ведь, запас он всегда душу греет, милый барон, - парировал собутыльник. – А баронессе объясним, что на компрессы взяли.
– На компрессы, говоришь? Ну-ну.
Я пришпорил коня и поскакал к замку.
* * *
Жизнь в замке текла по давно проложенному руслу, размеренно и неторопливо. Из развлечений, которые может позволить себе цивилизованный человек, волей судьбы оказавшийся на планете, погрязшей в мрачном средневековье, было только вино и компания нескольких образованных друзей, с коими можно скоротать вечерок-другой за кубком восхитительного эсторского. Хотя, по правде говоря, вино то здесь отвратительное и голову наутро кособочит так, что все местные знахари бессильны. Но если не считать местные напитки великолепными или на худой конец сносными, тогда и незачем их пить, а в таком случае здесь не только волком завоешь, голому вепрю Ы позавидуешь, хоть и проклят он на веки вечные святым Микой. Вот так-то вот. Разве об этом я мечтал, когда в качестве наказания за небрежное вождение космолетом, выбрал несколько лет жизни на слаборазвитой планете? Уж лучше бы заплатил эти проклятые пару тысяч кредитов штрафа. Хотя зачем лукавить? Положенное наказание я уже отбыл, а здесь все-таки остался. Значит, держит, что-то. Я вздохнул и с отвращением посмотрел на кубок, доверху наполненный вонючей, тошнотворной жидкостью.
– Милый, не пей больше.
Я с трудом повернулся к двери. Вот оно, пришло. То, что меня здесь держит. Только вернее будет сказать не пришло, а пришла. Все-таки любимая жена, баронесса.
– Сейчас допью и больше не буду, - заверил я супругу и опрокинул в себя содержимое кубка. За один глоток. Даже не поморщился.
– Уходи, - едва слышно прошептала баронесса. Ее бледное лицо покрылось румянцем, в глазах вспыхнули бесовские огоньки. Другая бы при таком муже давно на цыпочках ходила, а она меня, как мальчика отчитывает. Хотя с меня ее упреки, как с чешуи Пэха вода.