Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы
Шрифт:
Очевидно, она даже не собиралась мне перезванивать — так сильно она разозлилась. Но, на сей раз, её друзья были на моей стороне: Они видели, как усердно я тружусь, и упросили её: “Просто сходи с ним на один коктейль. Это не может повредить”. Ну, это-то как раз и повредило, потому что через четыре дня мы были женаты.
Я появился в вестибюле «Ритц-Карлтон» в майке с глубоким вырезом без рукавов, рваных джинсах и с тату повсюду. Мне не позволили войти ни в бар, ни в ресторан, поэтому мы решили послать этот дерьмовый отель ко всем чертям и поехали в другое место. Пока я усаживал её в такси, я задержался на мгновение, чтобы посмотреть на неё. Я так и не перестал любоваться ею.
Мы нашли местечко под названием «У Сеньора Фрога», где сильно пахло разлитым пивом и
После этого мы зависали каждую ночь. Мы ходили по клубам, по ресторанам, по барам, по пляжам, и всё, что мы делали, — глядели друг на друга и целовались весь вечер. Затем мы отправлялись домой и занимались восхитительной любовью. Она жила в шикарном номере в пентхаусе, и лифт открывался прямо в её комнате, где находились бассейн и водопад, оба из них мы использовали с определёнными целями.
Я поверить не мог, что можно чувствовать себя таким счастливым. Это было сильнее, чем любой «экстази», который я когда-либо пробовал: Я, в буквальном смысле, не способен был думать плохо — ни о себе, ни о «Motley Crue», ни о Винсе. Из, так называемого, плохого мальчика, я превращался в какого-то пентюха. Это было похоже на то, будто наши сердца сплавлены вместе. Когда она работала, я просто сидел в своём гостиничном номере, как мертвец, и ждал, когда она позвонит, чтобы снова вернуть меня к жизни. Я даже позвонил своим родителям и поблагодарил их за то, что они вырастили такого избалованного маленького негодника, у которого всегда было всё, что он хотел, потому что иначе у меня никогда бы не было такой самоуверенности, чтобы преследовать Памелу, подобно тому, как я это делал.
Когда её съемки закончились, мы решили остаться в Канкуне ещё на два дня. Той ночью на дискотеке под названием «Ла Бум» я снял своё розовенькое колечко, надел его ей на палец и попросил её выйти за меня замуж. Она ответила “да”, обняла меня, и засунула свой язык прямо мне в горло. На следующее утро мы решили, что всё должно быть всерьёз, и попросили отель найти кого-нибудь, кто совершит церемонию бракосочетания. Мы сдали кровь, получили разрешение на брак и прежде, чем закончился день, мы, женатые, уже валялись на пляже в наших купальных костюмах. Вместо обручальных колец, мы выбрали нечто более долговечное: Татуировки с именами друг друга вокруг наших пальцев.
На следующее утро мы сели в самолет, чтобы лететь обратно в Лос-Анджелес. Чем ближе мы подлетали, тем больше жестокая действительность всё больше начинала настигать нас. Это была реальность. Мы были женаты.
“М-м”, спросила она меня. “Куда мы поедем? Ты хочешь поехать к тебе домой или ко мне?”
“У меня есть дом в Малибу, прямо на берегу…”
“Ладно, тогда мы едем к тебе”.
В момент, когда мы вышли из самолета в международном аэропорту Лос-Анджелеса, нас ждал совершеннейший хаос. Аэропорт был наводнён грёбаными фоторепортёрами. Мы с трудом продрались сквозь толпу к моей машине и приехали ко мне. Я окинул взглядом холм, возвышавшийся над домом, повсюду под открытым небом расположились чуваки с камерами. Было похоже, будто мы уехали из рая полной свободы Канкуна, а приехали в адскую тюрьму Голливудского Вавилона. Мы наняли круглосуточного охранника, но мы по-прежнему не могли ступить и шагу без этой толпы линчевателей, которая преследовала нас повсюду.
Дела стали обстоять ещё хуже, когда Памела позвонила домой, чтобы сообщить новость своему семейству. Её мать, мать её, взбесилась и сказала ей немедленно подавать на развод, в то время как её брат спросил мой адрес, чтобы он смог приехать и лично надрать мне задницу. По существу, они лишили её наследства и отказались признавать наш брак. Тем временем, Бобби оставила двадцать сообщений на моём автоответчике. Она услышала в новостях о том, что мы с Памелой поженились, и пришла в ярость. Настолько она была убеждена в том, что мы с ней по-прежнему вместе.
Глава 4. Никки
«Где, распутник, который в прошлых приключениях, глазом не моргнув, лишил девушку невинности посредством телефонной трубки, теряет голову из-за простого свидания»
У подножья холма, где Пасифик Кост Хайвэй пересекается с Кэнан-Дьюм Роуд, с моих глаз вдруг слетела пелена, и наступил момент просветления. Я резко затормозил у остановки перед фитнес-клубом «World Gym», выскочил из машины и разрядил своё оружие прямо в знак остановки. Я всё ещё был в ярости, но я не был так глуп, как О. Джей. [97] . Я не позволю Брэнди разрушить мою жизнь ещё больше, чем она уже это сделала.
97
Имеется ввиду О. Джей. Симпсон [O. J. Simpson] — американский киноактёр, известный игрок в американский футбол, первый игрок НФЛ, который, как предполагается, застав свою жену с любовником, убил их обоих
Я сел на обочину и заплакал. Я больше не мог этого выносить. Она уничтожала меня и уничтожала детей. Эти новые сведения, которые обошлись мне не дёшево, сделали невозможным продолжать терпеть её безмерную расточительность и домашние подлости. Я должен был уйти от неё. Я так сильно хотел, чтобы у нас с Брэнди было всё, чего никогда не было у моих родителей, но это стало невозможным, когда наши отношения выбили почву у меня из-под ног.
Когда я поставил Брэнди перед фактом, наши отношения от брака перешли к войне, и она уехала из дома, угрожая забрать у меня всё, что я имел и любил. Я никогда не думал, каким одиноким может быть этот особняк. Мало того, что теперь я жил в одиночестве, ведя судебную тяжбу за опекунство над собственными детьми, но я по-прежнему не разговаривал со своей матерью, и не знал, жив мой отец или нет. Что касается моей группы, единственная реальная система поддержки всей моей жизни превратилась в полнейший бардак: каждый день в студии, пытаясь делать «Generation Swine», я чувствовал себя, как в эпизоде «Династии», где каждый за спиной друг у друга плетёт всякие интриги.
После того, как я показал одному другу звукоинженера песню, которую я написал, находясь в глубочайшей депрессии, под названием “Песня порезанных запястий” (”Song to Slit Your Wrists By”), он настоятельно порекомендовал мне почаще выходить из дома. Он начал упрашивать меня встретиться с его подругой из Пасадены. “Она удивительная девушка”, пообещал он.
“Я не знаю”, сказал я ему. “На самом деле, мне сейчас не до свиданий. Я просто хочу попытаться вернуть моих детей”.
“Никки, тебе непременно нужно с кем-нибудь познакомиться. Соглашайся. Она хорошая девушка. Она тебе понравится”.
Я сдался и позвонил ей. Она оказалась довольно милой, так что я пригласил её вместе поужинать. Это было настолько не в моём духе по сравнению с тем, как я знакомился с девушками до того, как женился, когда всё, что я должен был сделать, — просто прислонится к стене «Старвуда» и выглядеть круто. Путь к её дому в Пасадене занял полтора часа. Я приехал, открыл дверь и, конечно же, сучка оказалась косоглазой. Прямо как бывшая соседка по комнате Энджи Саксон. Она была похожа на пьяную Джину Дэвис [98] . Как только я вошёл в её обшарпано-элегантное жилище, я тут же захотел повернуться и сделать ноги. Это было совсем не в моём вкусе.
98
Джина Дэвис (Geena Davis) — американская киноактриса