Грязная история
Шрифт:
Прежде всего мне нужно было определить слабое место миссис К., а затем найти к нему подход. Самым слабым местом этой дамы был, разумеется, покойный муж, но я не представлял, каким образом могу использовать его для достижения своей цели. Второй ее слабостью была неукротимая жажда общения и, следовательно, вечная потребность в собеседнике. Эта-то ее слабость и подсказала мне план действий.
Сама по себе мысль была недурна и даже остроумна. Мне пришлось всего-навсего придумать себе родственницу, чей муж умер, оставив ее мыкать горе где-нибудь в Австралии или в Южной Америке, а затем попросить у миссис К. денег, чтобы несчастная могла вернуться в Афины.
Я счел,
И означенная мысль действительно его нашла, когда в конце концов мне представилась возможность поведать старую трогательную историю и показать тетушкино письмо. Миссис К. до того заинтересовалась моей бедной родственницей, что захотела узнать о ней как можно больше, вынуждая меня мгновенно придумывать ответы на кучу вопросов, так что в конце концов я и сам почти уверовал в существование горемычной старушки. Однако, когда мы подошли к вопросу о стоимости ее переезда в Грецию, выяснилось, что я все-таки недооценил свою хозяйку.
Стоило мне произнести слово «самолет», как миссис К. вцепилась в него мертвой хваткой:
— Авиаперелет из далекого Мельбурна? А почему она должна лететь самолетом?
Честнее всего было бы объяснить, что причина вынужденного мифического перелета заключается в стоимости такого путешествия, но я был в том положении, когда честность становится непозволительной роскошью.
— Тетя Эрин очень бедствует, миссис Карадонтис, наверное, даже голодает. Собственно, читая между строк ее письма, я почти не сомневаюсь в этом. Чем скорее она окажется здесь, где я смогу о ней заботиться, тем лучше. Как единственный родственник тетушки, я в ответе за ее судьбу.
— Чепуха! На корабле ей не придется голодать, зато проезд будет стоить в два раза дешевле: около четырнадцати-пятнадцати тысяч драхм.
— Не может быть!
Я совсем забыл, что ее покойный муж был агентом по морским перевозкам в Пирее.
— А как вы думаете, почему в наше время так много туристов путешествуют морем? — осведомилась старуха. — Потому что это недорого и удобно. Во время поездки люди отдыхают. После того, что перенесла эта бедняжка, пять недель на комфортабельном лайнере станут для нее благословенным отдыхом. Кто вы такой, чтобы лишать ее такого удовольствия?
Глубокое раскаяние обозначилось на моем лице само собой, так что притворяться даже не пришлось.
— В настоящее время,
— Можете сообщить ей об этом телеграммой, — мгновенно нашлась хозяйка.
— Если я не смогу подать тете Эрин надежду, миссис Карадонтис, будет милосерднее вообще ничего не делать — пусть думает, что я умер.
— Кто это вам велит ничего не делать? Я только советую поступить иначе — выбрать более разумный путь. Я не люблю одалживать деньги. Мой покойный муж всегда предостерегал меня против этого. Узнав, что дни его сочтены…
И старуха пустилась в бесконечные воспоминания о покойном супруге, но затем вновь обратила взор к предмету нашей беседы. Идея миссис К. заключалась в том, что, хотя она и не намерена одалживать мне деньги, зато согласна выплатить аванс в размере стоимости билета на пароход под семьдесят пять процентов моей комиссии до тех пор, пока я все не возмещу.
— Но сначала, — продолжала она, — вам надо пойти в «Саккопулос и К°» и все выяснить насчет парохода и стоимости билета. Я лично знаю мистера Саккопулоса и сама не премину с ним это обсудить. А лучше — попрошу его прислать билет мне.
Я точно знаю, когда поражение бесповоротно. Наконец я уехал. В машине меня мутило. Видимо, придется-таки пойти к этому мистеру Саккопулосу, изображая величайшую озабоченность, а потом, недели через две, написать еще одно письмо от имени тетушки Эрин, где она сообщит, что передумала ехать в Грецию. Эта сторона вопроса меня не беспокоила. Все мои мысли занимало другое: через пару недель вообще не будет иметь значения, что я сказал или сделал. Если я не смогу достать тридцать пять тысяч драхм, у меня неминуемо возникнут проблемы с Бюро по связям с иностранцами и с полицией.
Глава 4
Следующие три дня напоминали кошмар. Я даже подумывал продать «плимут», а для работы взять напрокат машину; но выяснил, что дело не выгорит, поскольку документы на «плимут» — у миссис К.
Наступила пятница, когда я должен был забрать паспорт в конторе Геннадио. Естественно, я туда не пошел, зная, что так и этак не уговорю маклера отдать мне документ без денег. Мысль о том, что готовый новенький паспорт лежит где-то у него в столе, сводила меня с ума. К вечеру я дошел до такого отчаяния, что готов был взломать контору и выкрасть свое сокровище. Разумеется, я этого не сделал, ибо мне хватило соображения понять, что, даже если сумею похитить паспорт, Геннадио сразу поймет, чья это работа, а он не из тех, кто прощает подобные вещи. Точнее, он был вполне способен пойти на крайние меры.
В субботу я возил в Дельфы супружескую пару из Америки. Вернулся около восьми вечера и зашел выпить в таверну неподалеку от дома. В этой таверне всегда принимали адресованные мне сообщения (я указывал тамошний номер телефона на своих визитных карточках). На сей раз бармен принес весточку от Геннадио. Он очень вежливо просил меня позвонить, если вернусь до девяти или утром, и дал номер телефона. По словам маклера, это был деловой и крайне срочный вопрос.
Я пил бренди и обдумывал это сообщение. На первый взгляд причина этого звонка как будто не вызывала сомнений. Геннадио хотел знать, почему я не появился у него в конторе, и получить обещанные тридцать пять тысяч драхм.