Грязная любовь
Шрифт:
Толпа превратилась в единый организм, повторяя чувственный ритм музыки. Еще одно существо внутри этого организма – мы. Мы были так близко друг к другу, что я затруднилась бы сказать, где кончалась я и начинался он. Когда он обхватил мою грудь, я ненадолго зажмурилась, но даже тогда перед моим мысленным взором стояло его лицо, озаренное всполохами сине-зеленого неонового огня, сменяющими друг друга в ритме музыки.
На нас никто не смотрел. Никто ничего не заметил. Мы стали частью чего-то большего, но не растворились в этом полностью, остались сами собой – два человека, две личности. Пара рядом с нами целовалась,
Под давлением окружавших нас людей нас вжало друг в друга. Пот струился у меня по спине, влажно поблескивал на его лбу. Напряжение растекалось по воздуху, в зале стало жарко, но не теплое дыхание десятков людей стало тому причиной.
Его твердый член продолжал давить мне в живот. Мои губы приоткрылись сами собой под его взглядом. Кожа на его лице натянулась, словно он боролся с охватившей его болью.
Но это была не боль. Не она превратила его рот в узкую полоску, а подбородок в гранит. Я знала это, так как в эту минуту толпа толкнула меня к нему. Его рука, сжимающая мои ягодицы, переместилась к пояснице, затем снова опустилась, подталкивая и прижимая меня к его восставшей плоти.
Я утратила связь с реальностью, утонув в его глазах, целиком отдавшись во власть чувств, которые вызывали во мне его прикосновения, не видя, не слыша ничего вокруг, оказавшись в мире, охваченном оглушительным биением музыки и наполненным похотью. Я превратилась в чистейшее желание, которое так долго отрицала, боролась с ним и все-таки, кажется, проиграла.
Я видела, как сместился его взгляд, и уловила тот момент, когда он почувствовал мое желание. Если бы при этом он самодовольно улыбнулся или тем более ухмыльнулся, я бы сбежала. Он ответил на мою реакцию, слегка сузив глаза, а его лицо приобрело решительное выражение невольного восхищения. Он смотрел на меня так, словно ему стало наплевать на все, кроме меня, включая других женщин.
Его рука легла мне на бедро, опустилась ниже. Мы танцевали, а он понемногу поднимал подол юбки, чтобы добраться до потаенного местечка между бедрами. Я почувствовала на своем клиторе его пальцы, давившие на него сквозь прятавшие его трусики.
Толпа заставляла нас покачиваться из стороны в сторону, и мы могли просто стоять. Рука, лежавшая на моих ягодицах, продолжала прижимать меня к нему, сохраняя контакт наших тел. Толпа снова нас закачала, и в этот момент его пальцы проникли сквозь кружевной край моих трусиков и нашли за ними влажное тепло.
Его глаза чуть расширились – почти незаметно, если не смотреть на него так же близко и так же пристально, как смотрела я. Губы его приоткрылись – словно неслышный выдох или стон вырвался из его горла. Мое тело содрогнулось, когда я почувствовала его пальцы, и теперь уже стон вырвался у меня.
Если бы не окружающая нас со всех сторон толпа и не его рука, я бы упала, так как колени у меня подкосились. Его пальцы тут же устремились в глубь моего тела. Мои руки сжались, ногти вонзились в его плечо, и его взгляд метнулся туда же. Он моргнул. Я поняла, что причиняю
Затем на его решительно-восхищенном лице мелькнуло озадаченное выражение, но оно быстро исчезло, сменившись пристальным вниманием ко мне, поскольку я не смогла скрыть своей реакции, вызванной круговыми движениями его пальцев вокруг набухшего узелочка. На его лице появилось… Да, наверное, это выражение можно было назвать польщенным – по крайней мере я бы так подумала, если бы в тот момент вообще могла думать, так как голова становилась пустой и легкой.
Вся моя жизнь в этот миг сосредоточилась на этом мужчине. На его руке. На его глазах. На его члене, давящем мне в бедро, – горячем, твердом, живом. Он облизнул губы, и этот жест тут же отозвался пульсирующей вспышкой в клиторе.
Он намотал мои волосы себе на руку, гладил мой затылок, не позволяя увеличить расстояние между нами. Мы танцевали, и каждое движение толкало меня на его руку, приближающую меня к оргазму.
Я несколько недель жила с этой ноющей, не отпускающей мое тело болью, раздражающей и сводящей меня с ума. Тело требовало единственного средства, способного ее облегчить. И сейчас я не могла думать ни о чем, кроме удовольствия, рождающегося между моих ног и постепенно затопляющего меня. Мои соски затвердели, и его взгляд опустился на мою грудь.
Теперь в мерцающем сине-зеленом неоновом свете, в котором колебались тени танцующих, создавая ощущение чего-то фантастического, я не могла разглядеть выражение его лица, но я знала, что он в огне, как и я.
Я вдруг усомнилась, происходит ли все это на самом деле – все случилось так внезапно и необъяснимо, – что я наконец уперлась рукой ему в грудь, отталкивая от себя. Нет, я не могла допустить, чтобы это случилось. Не могла позволить, чтобы какой-то незнакомец – пусть даже о нем я грезила дни и ночи напролет – возбудил меня на танцполе до такой степени, что я забыла обо всем. Не могла я этого сделать! Или… могла?
Я чувствовала приближение оргазма прямо среди толпы. Я собиралась кончить от его руки, как если бы мы находились здесь только вдвоем, и мне было безразлично, что это произойдет у всех на глазах. Я преодолевала ступень, отделяющую земное удовольствие от внеземного, так быстро и неумолимо, что на миг у меня даже мелькнула мысль, что я потеряю сознание от захлестывавшего меня наслаждения.
Его горячее дыхание опалило мне кожу, когда он стал осторожно покусывать мое ухо, шепча при этом слова, которых я не слышала, но откуда-то знала:
– Ну же, давай.
Меня затрясло как в лихорадке. Я закусила губу, чтобы не дать вырваться рвущемуся из горла крику. Я слышала в ушах биение своего пульса, когда это все-таки произошло. Разрывающие меня спазмы оргазма исторгали из моего горла стон за стоном.
Он крепко держал меня рукой, притягивая к себе и не отнимая от меня другой руки, пока мое тело содрогалось и билось, словно в конвульсиях. Я почувствовала его губы на своем подбородке, на шее. Он прекратил поглаживать меня пальцами и снова обхватил. Держать меня идеальнее было просто невозможно – я продолжала чувствовать его плоть, но он не причинял мне боли в месте, ставшем сверхчувствительным.