Грязная Земля
Шрифт:
Лучший вечер в жизни!
Когда он проезжал через лесопарк, то не заметил на скамье Пахана, Бобика и Вадика, пьющих пиво. Они были под деревом в тени — а в лесу темнеет быстрее.
— О, гляди, толстая тетка на велике в лес чешет, — первым отметил Пахан.
— Да это ж пацан. Это ж ботан тот, Лешок-лошок! — Вадик даже чуть приподнялся.
Бобик же просто что-то невнятно прогудел. Ему было лень.
— Ты смотри-ка, а у нас с ними разговор не закончен, — ухмыльнулся Пахан. — А ну-ка, пошли за ним!
Лёшик приехал на лучно-шашлычное место уже во время долгого
Лучным местом была длинная поляна между соснами. Её ограничивал песчаный склон холма с одной стороны и тропинка с другой. Это место было идеально для лучных тренировок на природе, да и шашлыки рядом можно было сделать. Правда, уже слегка потемнело, и Лёшик знал, что в полусумраке стрелы будут видны плохо. Как попавшие в мишень, так и спрятавшиеся в песке вокруг — и эти потом придётся долго и тщательно искать. Но ему очень, очень хотелось опробовать новый лук — и как можно скорее.
Чуть подумав, Лёшик включил на максимум светодиодный фонарик на велосипеде, а сам велосипед подвел поближе, метров на десять. Таким образом, он добился сразу двух результатов. Во-первых, фонарик дал достаточно яркий свет, резко очертив неровности на песке. Во-вторых, круг света на таком расстоянии был довольно большим, в несколько метров шириной.
Лёшик снял с багажника пакет с изолоновым кубиком, бросил его на склон, отошел на двенадцать метров и, наконец, изготовился к стрельбе. Он замер, наслаждаясь этим моментом. Вокруг — никого. Лишь ночь, лес, и он — эльфийский принц Элессар с новым прекрасным луком.
Ощущая одновременно надежду на идеальную стрельбу и лёгкий страх, что стрелы будут лететь в сторону, потому что окажутся неподходящими по жесткости к фунтажу нового лука — Лёшик наложил первую стрелу на лук, и тщательно, по учебнику выстроил тело и руку. А затем нежно расслабил пальцы, уводя их за эльфийское ухо. Лук мягко тренькнул и стрела метнулась белой молнией, разогнав ленивый танец пылинок в световом конусе. Да, скорость стрелы была высока. А лук при этом тянется очень легко!
Однако, стрела ушла вправо, мимо мишени и даже мимо двадцатисантиметрового кубика. Лёшик нахмурился. Похоже — стрелы оказались мягковаты для этого лука. Или наоборот — лук слишком мощный. Ну, ничего — ведь Лёшик специально заказал стрелы подлиннее, чтобы их можно было укоротить, увеличив жесткость. Выстрелив все двенадцать стрел из колчана, Лёшик авторитетно покивал самому себе — да, стрелы уходили вправо. Придётся попросить отца их аккуратно укоротить!
Но опытному стрелку, такому, как Лёшик, подобная проблема проблемой не казалась. Он просто возьмет прицел чуть левее и уже сегодня добьется точных попаданий.
Конечно же, слово «прицел» в данном случае было незаслуженным технокомплиментом луку в историческом стиле. По сути, прицеливаться здесь приходилось интуитивно, по ощущениям и опыту. Мозг, отследивший сотни и тысячи выстрелов, постепенно привыкал к тому, куда и как летят стрелы — и только так можно было начать попадать в яблочко хотя бы на двенадцати метрах. Это вам не огнестрел, где есть точный прицел, а оружие пристреляно…
Можно было бы, конечно, и лук подпилить, уменьшив фунтаж, то есть силу натяжения. Но Лёшик уже прокачал свои спинные мышцы многолетними упражнениями вместе со стрельбой и считал, что ослабленный лук ему просто не к лицу. Эх, жаль, что лучные мышцы — это лопатки, а не бицуха… Никто ведь не видит и не уважает… Девчонки сразу смотрят на животик, а не на мускулистую спину…
С этими мыслями Лёшик отошёл от велосипеда и направился к кубику — собирать стрелы. Первые шесть он выстрелил единой серией, и они попали в песок, уйдя довольно глубоко — лишь запыленные хвостики чуть торчали. На вторые шесть Лёшик дал корректировку — и они вонзились в правую часть кубика. Вставл слева от изолона, чтобы не топтать песок со стрелами, Лёшик опрокинул кубик «на спинку» и начал вытаскивать стрелы ловким движением снизу вверх. Одна рука на кубике, вторая на стреле…
Он вытащил две стрелы, когда вдруг услышал хруст в темноте. Лёшик замер со стрелой и кубиком в руках. Хруст повторился. Лёшик резко выпрямился и огляделся.
В пятиметровом круге света никого не было. А дальше обзора просто не было — с одной стороны был склон холма, обрывающийся резко сверху, а с другой глаза слепил фонарь велосипеда.
Лёшик раскрыл дрожащие губы, чтобы спросить «Кто здесь?», но вовремя сдержался. Глупо же будет выглядеть. Он медленно нагнулся к стреле, ощущая, как напрягается спина, и между лопаток бегут мурашки. Кожа между ними зачесалась, словно ощущая чужой, враждебный взгляд. Но Лёшик вытащил ещё одну стрелу.
— Привет, сладенький, — вдруг раздался ехидный голос из темноты.
Лёшик чуть не описался от страха. Напряжение переросло в ужас. Он резко выпрямился, часто задышав. Вдруг вспомнилась застарелая астма и баллончик, который он таскал с собой в детстве. Задыхаясь, Лёшик резко огляделся по сторонам — но никого не увидел. Он застал столбом, лишь вслушиваясь в ночные звуки и резко дергая головой из стороны в сторону.
Резкие тени вокруг скакнули в стороны и Лёшик пережил второй приступ страха, но осознал, что это луч фонаря дернулся — кто-то сдвинул велик.
— Мы же друзья, да? — кто-то вкрадчиво, наслаждаясь страхом жертвы, спросил от велосипеда.
Взгляд Лёшика дернулся туда, но с каждой минутой темноты зрение всё больше переключалось на ночной режим — и смотреть на яркий белый свет было просто неприятно.
— Но за козла ты ответишь, — раздался сбоку второй голос, жестокий и более высокий.
Лёшик дернулся в ту сторону.
— Гхм, — просто басовито прочистил горло третий голос.
Этот звучал с противоположной стороны. Лёшик был окружен. Лишь на холме никого не было — но бежать вверх по песку было бы сложновато. Голоса кружили вокруг в темноте, словно хищники, окружающие маленькую, испуганную первобытную обезьянку.
— А раз мы друзья, и ты нам должен… — голос вроде как задумался и сердце Лёшика пропустило такт. — То дай лук пострелять.
Лёшик в панике дернул руку за плечо — проверить лук. Выхватил его из тулы и прижал к груди. На его глаза навернулись слёзы.
— Давай-давай, — протянул голос от велосипеда. — Нехорошо жадничать!
— Да, одному жирному слишком жирно! — сострил более высокий голос.
Оба голоса заржали. Тёмный смех окружил Лёшика и он лишь дергался из стороны в сторону. А смех становился всё ближе.