Грымза с камелиями
Шрифт:
– После отпуска познакомишься с новым директором, а я возвращаюсь к своей прежней работе. На это место я нашел вполне толкового парня, так что, думаю, проблем не будет.
– Вы что, – возмутилась я, – бросаете меня?
– Отдаю в хорошие руки, – заулыбался Воронцов.
Вот гад!
– Ладно, – я резко встала и залпом допила коньяк, – надеюсь, он будет помоложе вас, а то, когда вы ходите, раздается скрип ваших древних суставов.
С этими словами я вышла в приемную, и тут вновь зазвонил телефон.
– Это я, – опять сказала Альжбетка.
–
– Мама твоя ушла.
– Я рада за тебя, за себя и за всех, кто живет в нашем доме.
– Но Осиков-то остался!
– А что он делает?
– Сидит и молчит.
– Странно...
– Ничего странного, – вздохнула Альжбетка, – я объяснила ему, что ты у нас главная, и что, пока ты не придешь, ничто с мертвой точки не сдвинется.
– Какая ты молодец, лучше не придумаешь! Сама сокровища затырила, а я разбирайся.
– Анечка, милая, я прошу тебя, приходи скорее, я боюсь его, ты же знаешь, я ничего не брала!
Анечка, Анечка... Да, меня так зовут, и что дальше?! Вечно мне приходится решать все за всех.
И вдруг мне стало действительно жалко Альжбетку, я вздохнула, мысленно прощаясь с Воронцовым, и сказала:
– Скоро буду, жди меня.
– Спасибо тебе.
– А у Сольки сколько сегодня уроков?
– Вроде три, тоже обещала скоро прийти.
– Вот и ладненько, не волнуйся, мы без боя не сдадимся.
Повесив трубку, я стала собирать свою сумку. Пусть только попробует меня остановить... Заглянула в дверь Воронцова и спросила:
– А можно будет считать, что отпуск у меня с сегодняшнего дня?
– Нет, нельзя, – ехидно сказал Воронцов.
– До свидания, – буркнула я, закрывая дверь.
В душе плескались грусть и обида. Ругать за то, что я сбегаю, Виктор Иванович меня не будет, это я знаю, да и неизвестно, вернусь ли я сюда после отпуска – не хочу другого директора. Не хочу!
Когда я вышла на улицу, зазвонил мой мобильный.
– Что надо? – спросила я, думая, что это уже Солька.
– Отдохни хорошо, малышка, – услышала я голос Воронцова.
– Ладно, – вяло ответила я.
– Сверху у тебя тоже неплохой вид.
Я задрала голову и увидела Воронцова около окна. Милый! Махнула ему рукой, показала язык и направилась к остановке. Много ли надо нам, ненормальным, для счастья...
Дома у Альжбетки я застала следующую картину.
Осиков сидел в кресле с газетой в руках (откуда, интересно, у Альжбетки в квартире газета?) и совершенно бесцеремонно болтал левой ногой в воздухе, нервируя бедную хозяйку. Она теребила край скатерти, робко надеясь, что этот кошмар – все же мираж, который растает в воздухе с минуты на минуту.
– Добрый день, – отчеканила я.
Осиков вскочил, отшвырнул газету – это оказался толстый рекламный проспект, и провозгласил:
– Осиков Арсений Захарович!
Я сочувственно посмотрела на Альжбетку.
– Знаю, мы с вами уже неоднократно встречались, – тактично напомнила я. Забудешь такое, как же!
– Помню, просто теперь, я надеюсь, – Арсений Захарович заходил по комнате, – дело примет иной оборот, более официальный.
– Да будет так, – подняла я глаза к небу.
– Мне нужны мои сокровища!
Мои уши заболели.
– А с чего вы взяли, что мы имеем к этому отношение?
– В основном к этому имеет отношение она, – сказал Осиков, кивая в сторону Альжбетки, – но мне стало известно, что всем здесь заправляете вы, – он остановился и посмотрел мне в глаза, – так что будьте любезны!
Арсений Захарович развел руками, давая понять, что он все сказал и теперь дело за мной. Я по-прежнему ничего не понимала и жутко хотела конкретики. Пожалуй, надо быть более решительной и настойчивой.
– Предъявите улики, пока все, что вы говорите, это лишь пустые слова.
– С удовольствием, – оживился Осиков, чем меня сильно удивил.
Он принялся с достоинством выворачивать карманы брюк, кидая при этом весьма многозначительные взгляды на нас.
На столе оказались Альжбеткина помада, носовой платок, карточка видеопроката, квитанция об уплате за мобильный телефон, два накладных ногтя и замызганный пропуск в один из дорогих косметических салонов Москвы, на котором в правом верхнем углу была приклеена Альжбеткина фотография. Все это принадлежало когда-то Альжбетке, и если говорить об уликах, то тут мы были бессильны, нас приперли к стенке. Правда, пока что это не объясняло ничего. Пожалуй, Осикову было нетрудно узнать, где проживает наша длинноногая красавица, а до ресторана он нас скорее всего выследил. Представив, как он крался за нашими спинами, я еле сдержала улыбку.
Я посмотрела на Альжбетку.
– Да, это мое, – обрадовалась она и с трепетом стала перебирать любимые вещи, – я это все потеряла...
Альжбетка осеклась.
– Где? – поинтересовалась я.
– Там, где хранились мои сокровища! – воскликнул Арсений Захарович.
– Вы нас извините, – сказала я, – дело, бесспорно, проясняется, но нам надо уединиться на кухне, чтобы уточнить некоторые детали...
– Только недолго, – заволновался Осиков.
– Не беспокойтесь... а кто, кстати, пришил вам карман, мне кажется, он был оторван?
– О! Ваша мама, добрейшей души человек!
Я посмотрела на Альжбетку.
– Она нитки попросила, ну, я и дала, а что было делать...
Я потащила Альжбетку в кухню.
– Ты где это все потеряла? – поинтересовалась я.
– В гараже, в этом ненавистном гараже Селезнева, когда мы деньги искали...
– Точно... у тебя тогда сумка упала, и все рассыпалось...
– Ну да, я собирала все в такой спешке, вот и недоглядела...
Предыдущее приключение здорово заставило нас побегать: полагая, что искомые деньги находятся в гараже моего к тому времени умершего начальника, мы наведались туда с ревизией. Отыскав сейф, мы дико обрадовались, но только открыть его сразу не смогли и не придумали ничего лучшего, как попросту притащить его ко мне в квартиру. В сейфе денег не оказалось (там лежали только образцы пород камней – кусочки мрамора, гранита и прочая белиберда), и нам пришлось искать совсем в другом месте.