Гугландские топи
Шрифт:
— Более того, нам не составит труда сделать так, что люди вовсе не смогут отыскать эту улицу. — Мягко сказал кто-то — то ли Магистр Нанка, то ли по-прежнему все сразу, я еще не мог разобраться.
— Тогда ладно. — Равнодушно кивнул я. — Прощайте, ребята. — Я повернулся и пошел прочь, с удовольствием ощущая неровную поверхность крошечных рейнских камней под тонкими подошвами своих сапог. Мною овладела странная печаль — ни капли не похожая на обыкновенную грусть, или плохое настроение. Я был совершенно один в бесконечном чужом пространстве — и сейчас я понимал, что всегда был совершенно один! — вокруг меня было пусто, и внутри меня было пусто, и каждая клеточка моего тела знала без тени сомнения, что я уже умер, и все умерли, а может быть, нас и вовсе никогда не было, так что
— Подожди, сэр Макс! — Магистр Нанка догнал меня и требовательно опустил легкую холодную руку на мое плечо. Я удивленно посмотрел на его юное лицо, растрепанные рыжеватые волосы, удивительно яркие синие глаза, честно пытаясь припомнить, кто он, собственно говоря, такой? Через несколько секунд я вспомнил, но не испытал того мимолетного, но чертовски приятного чувства, которое обычно приходит в момент узнавания.
— Мы когда-нибудь сможем вернуться обратно? — Спросил он. — Я имею в виду: не сейчас и не завтра… Просто — когда-нибудь?
— Откуда я знаю? — Равнодушно ответил я. — Мы в одной лодке, Нанка. Я не тот, кто совершает чудеса, я — тот, с кем они происходят, когда им самим заблагорассудится, так что я никогда не знаю, что будет на следующей странице…
— На какой странице? — Ошеломленно переспросил он.
— Это метафора. — Вздохнул я. — А может быть, и не метафора… В любом случае, я — не тот, кто заказывает музыку. А что касается твоего вопроса… У меня был приятель, такой смешной толстенький поэт. Он очень долго ныл, что хочет уехать в Ташер, и дело кончилось тем, что я проникся и похлопотал перед судьбой об его отъезде. А за несколько часов до отплытия он пришел ко мне, вполне счастливый, но ужасно перепуганный — так часто бывает с везунчиками, чье заветное желание наконец-то грозит исполниться… И тогда я сказал ему, что он, дескать, зря так переживает: если ему не понравится в Ташере, всегда можно будет вернуться. И тут этот смешной парень ответил мне таким страшненьким каламбурчиком: «все всегда уезжают навсегда», а потом добавил, что вместо нас всегда возвращается кто-то другой. Наверное, он действительно был очень хорошим поэтом, этот господин Андэ Пу… Так что вы никогда не вернетесь, Нанка. И я никогда не вернусь. Но тем, кто остался дома, вполне может показаться, что мы вернулись — откуда им знать, что это уже будем не мы!
— Ладно, будем считать, что я понял. — Кивнул он. — Жаль, что мне не довелось встретить тебя раньше, сэр Макс! Или, наоборот — хорошо, что так получилось… Во всяком случае, после всего, что ты мне сказал, я, пожалуй, не решился бы отправиться в путешествие по Тропам Мертвых — признаться, перед уходом я здорово рассчитывал вернуться!
— А ведь из этого страшного путешествия тоже вернулся не ты, а кто-то другой, правда? — Мрачно спросил я. Он задумчиво кивнул.
— Куда ты теперь? — Довольно равнодушно спросил он. — Или опять скажешь, что сам не знаешь?
— Разумеется, скажу — потому, что действительно не знаю. — Флегматично ответил я. Осторожно снял его руку со своего плеча и медленно зашагал по неровным мокрым камням. Сэр Нанка Ёк задумчиво смотрел мне вслед — его взгляд немного помогал мне чувствовать себя чем-то реальным: сейчас мне казалось, что пока меня кто-то видит, я есть, а что будет, когда мой силуэт скроется за ближайшим поворотом… Впрочем, мне было наплевать.
— Макс, извини, что я тебя отвлекаю, но я хотел спросить: мне уже можно снять плащ? — Вежливо спросил знакомый голос откуда-то из-за моей спины. Я остановился, как вкопанный и ошеломленно уставился туда, откуда раздавался голос Нумминориха.
— Как тебя сюда занесло, парень? — Восхищенно спросил я, с удовольствием ощущая, что мир вокруг меня снова становится вполне обычным местом, вполне пригодным для простой человеческой жизни: цвета потускнели, куда-то ушли незнакомые тревожные запахи, померкло сияние, очерчивавшее контуры предметов, но и пронзительно холодная пустота, переполнившая мое сердце, тоже отступила, Я знал, что никуда она не исчезла, а просто спряталась в дальнем уголке меня — до поры, до времени — но это была восхитительная передышка, я и мечтать о таком не смел!
— А это плохо, что меня сюда занесло? — Виновато спросил Нумминорих.
— Это замечательно! — Рассмеялся я, усаживаясь на краешек тротуара. Машинально достал из кармана Мантии Смерти сигарету, рассеянно покрутил ее в руках, пытаясь понять, что это такое. Потом сообразил и равнодушно спрятал ее обратно в карман — до лучших времен. Пока что мне ничего не хотелось, вернее, я никак не мог вспомнить, что именно чувствует человек, когда ему чего-нибудь хочется…
— Снимай свое чудесное рубище и садись рядом. — Я с улыбкой уставился на Нумминориха, который шел ко мне, небрежно перекинув через руку укумбийский плащ. — И все-таки я не понимаю: как тебе удалось за нами увязаться?
— Я просто вылез за вами в окно. — Растерянно объяснил он.
— В окно?!
— Ну да. Ты велел мне ходить за тобой, слушать, смотреть и не высовываться — вот я и ходил. Честно говоря, все эти ваши разговоры совершенно выбили меня из колеи, но мне было интересно — так интересно, как никогда в жизни!
— Могу себе представить! — Вздохнул я.
— Ну вот. — Спокойно продолжил он. — Когда все эти люди… существа не знаю, как их называть! — собрались вместе, с тобой что-то случилось. Ты стал почти прозрачным, и этот кошмарный меч торчал из твоей груди, а ты его оттуда вынул, и из раны текла какая-то светящаяся жидкость… Ты разбрызгивал ее по сторонам и что-то кричал — таким жутким голосом! — Он жалобно посмотрел на меня. — Я знал, что ты могущественный колдун, тысячу раз об этом слышал, но я даже представить себе не мог…
— Можешь мне поверить, я тоже представить себе не мог! — Хмуро сказал я. — И до сих пор не могу. Не бери в голову, ладно?
— Так это же здорово, что ты так можешь! — Оптимистически сказал Нумминорих.
— Может быть и здорово, не знаю. — Я пожал плечами. — Ладно, а что было потом?
— Потом мне стало по-настоящему страшно, потому что на улице поднялся сильный ветер… Вернее, не так: ветер не «поднялся», он пришел, и он показался мне живым и очень сердитым — как человек! Он стучался в окно, как пьяный фермер, которого не пускают домой… А потом ветер поступил так, как непременно поступил бы пьяный фермер: он разбил окно и ворвался в комнату. В тот момент мне показалось, что нам всем конец, но ты начал кричать на ветер на каком-то непонятном языке, и он почему-то тебя послушался: немного утих и стал дуть нам всем в спину, подталкивая к окну. Ты выскочил в окно первым, потом ветер вытолкал всех этих ребят… ну, и меня тоже. Вообще-то, он не очень сильно меня толкал — мне показалось, что я могу выбирать: идти с вами, или остаться. Разумеется, я решил идти с вами, залез на подоконник, спрыгнул и оказался здесь. Вы стояли, оглядывались по сторонам, я тоже огляделся и увидел, что никакого дома поблизости нет — только где-то далеко, за забором — так что я так и не понял, куда подевалось окно, из которого мы все вылезли… А мы действительно в другом Мире, Макс?
— Посмотри по сторонам. — Улыбнулся я. — Ты видел у нас такие деревья? И такие дома, и такое небо, если уж на то пошло?
— Да, небо здесь совсем чужое. — Задумчиво согласился Нумминорих. Деревья и дома — Магистры с ними, я же не знаю, как они выглядят где-нибудь в Тулане, или в Суммони… Но небо над нашим Миром совсем другое, это правда. А люди здесь есть?
— Этого добра тут хватает. — Кивнул я. — Между прочим, я сам родился под этим небом, парень! Несколько лет я даже жил здесь, неподалеку — тогда я был совсем маленьким, но я очень хорошо помню эту улицу. Видишь этот дом через дорогу? Там в палисаднике был крошечный бассейн, в нем жили серебристые рыбки с красными плавниками и хвостиками. А ранней весной вокруг бассейна цвели крокусы — это такие смешные симпатичные цветы, немного похожие на кремовые пирожные мадам Жижинды… Я мог часами стоять у этого дома, уткнувшись носом в щель между прутьями ограды: смотрел на рыбок и на крокусы. В то время мне казалось, что они — мои самые лучшие друзья…