Гуль. Харизма +20. Том 1
Шрифт:
Всё произошло в долю секунды.
— Вон там, — указал коротышка.
Ящер стал быстро обходить слева, я изо всех сил пожелал броситься бежать, но так, чтобы между мной и женщинами осталась тумба. Однако же тупое тело запаниковало, двинулось в сторону и через секунду щёлкнуло, — бок разорвался болью.
— Попала! — истошно и радостно взвизгнула хрупкая, вскидывая над головой… арбалет, да, вспомнил, как называлось это оружие. — Ты видела Марго?! Я попала!
— Пф, зато сколько раз до этого…
— Мы ценим твой вклад, — с нажимом произнёс бородатый, — молодец, Гдеша, отличный выстрел.
Чернокожая закатила глаза.
Всё это достигало моего сознания сквозь боль. Тело агонизировало,
— Не утруждайс-ся, Марго, я займус-сь этим.
Ящер навис надо мной. Он убрал меч и достал именно металлический нож. А потом этот чешуйчатый субстанц наступил телу на плечо всем своим весом. Хруст, новый источник боли, я беззвучно закричал, тогда как тело начало выть. За первой сломанной рукой последовала вторая, затем были сломаны обе ноги. Ящер присел, надавил коленом на грудь, выгоняя воздух из лёгких, тело непроизвольно распахнуло рот, и тогда ловкач дважды полоснул ножом. Челюсть бессильно повисла, а он, что-то напевая, вытянул язык… мой язык. Это было нечто ненормально длинное и склизкое, но ящер действовал сноровисто, глядя телу в глаза, равнодушный… убийца!
Моё сознание стало проваливаться в какую-то тёмную яму. Сквозь пелену я успел ещё расслышать:
— Потрош-шить будем? Алхимикам всегда нужна желчь гулей.
— Уже слишком темно, чтобы размениваться на такие мелочи, пора уходить. Не забудь раскроить ему череп.
— Что же я, с-субстанц какой-то, — хмыкнул ящер, — забывать о драгоценном квинтес-санте?
///
Я очнулся в некоем пространстве, наполненном белёсой дымкой. Тот же туман, только молочно-белый, куда ни посмотри. В нём проступали и таяли смутные фигуры, я слышал приглушённые голоса, смех, гневные крики, но всё будто издалека, ни слова не разобрать.
— Эй, — обратился я к нескольким фигурам, появившимся неподалёку.
Прежде чем приблизился, они исчезли.
///
Обоняние, осязание, слух.
Я открыл глаза, почувствовал запах земли, прохладу, подтянул к лицу руку. Было темно, однако, видел я всё очень хорошо. Шевелились перед глазами длинные узловатые пальцы с отросшими тупыми ногтями. Ладонь казалась непривычно крупной… а ведь сейчас тело подчиняется мне. Я двигаюсь по своей воле!
Из глубин сознания выметнулось нечто дикое, потеснило меня и вновь сделало безмолвным пассажиром. Тело стало подниматься на четвереньки.
Вокруг опять было кладбище. Туманы рассеялись, так что стало возможно оценить его… необъятные размеры. Вдали высились горы, довольно близко произрастал дикий лес, а между ними всюду, насколько хватало взгляда, простирались надгробия.
Была ночь, в небе поблёскивали мириады звезд и висели две разноцветные луны. Тело беспокойно огляделось, двинулось среди могил, вынюхивая желанный аромат. У меня было время для размышлений.
Итак, у Единого Человечества появляется всё больше проблем. Некоторые системы скатываются в техноварварство и трубят о своём желании отложиться от Единства и самостоятельно контролировать рождаемость, всё смелее вступают в конфликты с метрополией. Разумеется, их регулярно подавляют, а правда по мере сил замалчивается, но запретить людям думать не также легко, как подавить бунтующую планету. Это и многое другое порождает неудобных индивидов, — тех, чей социальный рейтинг уходит в глубокий минус, и кого нужно изолировать от общества, чтобы не распространялись опасные идеи.
Как правило «минусами» становились военные преступники из числа бунтовщиков; сексуальные девианты, неспособные держать свои кинки (отклонение от сексуальной нормы, сиречь, фетиш) в узде; редкие умалишённые и, разумеется, так называемые инфо-террористы. Этот термин Анкрец придумал сам и нарёк им таких как я, — людей, любыми путями добывавших правду о настоящем положении дел. Свобода слова приравнена к терроризму в нашем просвещённом настоящем.
Как бы то ни было, число преступных элементов растёт и с ними надо что-то делать. Идеалы гуманизма, помогшие создать во времена расцвета человечества совершенное общество, теперь играют против лидеров этого самого общества. Они запрещают смертную казнь или пытки, оставляя две законные меры воздействия: ссылку на дальние рубежи, или заключение на тюремном мире. Пятьсот лет назад эти варианты были применимы в той или иной мере, но сегодня даже они мало соответствуют реалиям.
Нет больше труднодоступных и незаселённых планет для ссылки, а из всех тюремных миров продолжает функционировать лишь Ион. Да и тот служи больше памятником успехам правительства, не тюрьма, — агитационный проект, почти музей. Ион открыт для наблюдения всех желающих, и, если количество признанных преступников начнёт бесконтрольно расти, на это сразу же обратят внимание. Анкрец может сколько угодно хранить невозмутимость, отвечая на вопросы о бунтах, моральной деградации, ложном целеполагании, но люди видят, люди думают. А потому, если Правительство не может дать Единству новую цель существования, то нужно придумать новый способ карать.
В своё время проект «Новый Мир» стал решением многих проблем. Создатели предоставили триллионам сограждан новое пространство для исследования и покорения. Одна за другой системы получали автономные технические парки и уходили из настоящего мира в выдуманный, а пока они забавлялись там, — не могли быть проблемой здесь. Теперь же Анкрец разрабатывал способ использовать виртуальный мир в качестве тюрьмы. Он даже не нарушал буквы каких-либо законов, потому что правовая база не проработана достаточно глубоко. Только права свободного волеизъявления личности страдали.
И вот я здесь, загружен в мир фантазий Ледо Нифтара, заперт внутри какого-то безмозглого некрофага, вынужден следить за тем, как он крадётся впотьмах от могилы к могиле, прячась и задерживая дыхание. Браво, Анкрец, надеюсь, ты ликуешь.
Наконец источник трупной вони был найден; тело залегло под каким-то кустарником и тихо следило за тем, как меж надгробий двигался гуманоид. Он напоминал того, что встретился в прошлый раз, но не вполне. Этот был крупнее, хотя и казался тощим; мертвенно бледный, сутулый, с выпирающими рёбрами и позвонками. У него была узкая вытянутая голова, через темя проступал сагиттальный гребень, изо рта выпирало множество острых зубов, а ещё были когти, — настоящие, острые, крючковатые когти, которыми он крепко вцепился в добычу. Бледный гуманоид тащил почти половину человеческого трупа, уже несвежего, на солидной стадии разложения, но до чего же аппетитно воняла эта падаль.
В желудке громко заурчало. Бледный замер, прислушиваясь, пригнулся, потом бросил добычу и унёсся на всех четырёх за дальние надгробья. Несколько минут тело беспокойно сопело, глядя на труп с вожделением. Я брезгливо прикоснулся к разуму, управлявшему нами, закричал, что это уловка, что он не вправе быть таким субстанцем, но всё оказалось тщетно. Ведомое желудком, тело подобралось к добыче. Не успело оно вонзить зубы в мясо, как бледный выступил из-за ближайшего надгробия.
Он наступал, широко разведя длинные руки, рот неестественно широко открылся, так что слюна стекает по подбородку. Тело испугалось до полусмерти, рвануло в сторону, однако, бледный был намного быстрее, когти вонзились в спину, а потом, сразу же, на шее сошлись десятки острых зубов. Я беззвучно кричал, пока моя передвижная тюрьма пыталась вырваться.