Гуманный выстрел в голову
Шрифт:
Тени танцевали…
По девять желтых свечей, толщиной в руку взрослого человека, стояло в тяжелых бронзовых светильниках у ног четырех Небесных Царей. Яркие огни освещали святилище, лишь углы они оставляли для теней.
Высокие — в полтора роста человека — статуи стояли у стен химицу-но-тэсу. Бронзовые кинну недвижно трепетали в порывах свежего ветра, ноги застыли в медленном, длящемся многие века танце, яшмовые глаза пристально смотрели на человека, распростертого в центре святилища. Си-Тэнно, Небесные
Легкий ароматный дым поднимался из широких чаш, стоящих на высоких мраморных подставках по левую руку от каждого из Царей. Дым закручивался в кольца вокруг бронзовых голов, растворяясь и исчезая по рогатыми коронами, украшенными изумрудами и перламутром.
Благовония были приятны Царям. Боги вкушали и наслаждались.
А человек?
Он привстал, оперся на руки и сел на пол, подобрав под себя ноги. Человек оказался мальчиком, что едва год назад взошел на первую ступень своего совершеннолетия. Порезы с полосами засохшей крови пересекали его щеки, а белый плащ не мог скрыть худенькое тело. Глаза мальчика были закрыты.
Перед ним на стене была укреплена деревянная рама, с натянутым на нее белым плотным шелком. Шириной рама — в два локтя, и высотой в три. Рядом, на подставке из красного дерева стояла литая медная тушечница и лежали три кисти разной толщины.
Мальчик, не открывая глаз, осторожно повернулся к раме. Его рука нерешительно застыла над кистями, затем опустилась. Он взял самую широкую кисть, осторожно обмакнул ее в тушечницу и прикоснулся к шелку. Кисть быстро заскользила по ткани, прикасаясь к белому полотну то тут, то там, оставляя после себя влажные черные мазки.
Резкие и твердые движения.
Руки мальчика были намного увереннее, чем он сам. Сейчас он полагался на их память. Он доверял им в том, в чем не мог довериться даже себе. Руки… Он надеялся, что они вспомнят должное и не подведут его.
Несколько сотен ударов сердца, — и картина готова.
Мальчик положил широкую кисть на подставку, склонил голову, будто прислушиваясь к далекому голосу, и осторожно взял самую маленькую кисть.
Семь взмахов руки — и рисунок обрел цельность.
Только сейчас мальчик открыл глаза.
Он взглянул и вздрогнул — с белого шелка не него смотрели родные лица. Строгость господина Титамёри, любовь и нежность госпожи Асэтодзин, и задор Орики смешивались в один изумительный теплый свет, исходящий от картины. На миг ему показалось, что взор отца смягчился, а сестра украдкой показала ему кончик языка. Лишь мама все также смотрела на него с нежностью и любовью.
Горечь потери накрыла его с головой, волна соленых слез захлестнула глаза, и он беззвучно заплакал.
Великий Генту, что стал главой Гетанса всего лишь три дня назад, раскачивался и шипел
Навсегда!
Как больно!
Три дня назад Вэнзей объявил бесконечную войну убийцам своей семьи. Но это не вернет его родных. Мальчик верил — когда-нибудь они встретятся в Чистой земле. Он поклонится отцу, расскажет ему, как вел дела Гетанса. Поцелует руку матери и расскажет все новости про дальних родственников. Обнимет сестру и просвистит ей песню соловьев, которых так много в лесах на севере от Кинто.
Они будут рады видеть его. Да!
Возможно, лишь отец будет им недоволен — война не полезна для Гетанса, самого молодого из дейзаку. Отец учил его побеждать иными средствами. Но Великий Генту теперь он, Вэнзей, и он принял решение. Он отомстит!
Ты же простишь меня, отец?
На миг от ненависти у мальчика перехватило дыхание. Темная пелена закрыла его взор, в ушах послышались вопли умирающих врагов, и на языке он чувствовал капли их крови.
В следующий миг от устыдился. Ненависть? Здесь? Сейчас?!
Вэнзей глубоко и надолго склонился перед картиной, желая всем сердцем, чтобы родные извинили его несдержанность. Потом мальчик встал и с уважением поклонился каждому из Царей. Закрыв за собой тяжелую дверь из черной сосны, он устало направился по наклонному коридору вверх, к свету солнца и опасностям близкой войны.
Тени в углах химицу-но-тэсу танцевали все медленнее и медленнее
Они тоже устали.
Кабинет господина Вал-мё занимал треть его немаленького дома.
— Старый Обряд прост, — говорил он, прохаживаясь вдоль кабинета. — Он несложен. Но очень труден. Мало кто принимает его, мало кто готов пожертвовать даже на краткое время собой, своей личностью и душой.
Его гости сидели на стульях черного дерева, поставленных в центре комнаты.
— Мы даем просящему нынешнее имя Господина Лянми…
— Разве у Господина Лянми есть еще иное имя? — с удивлением произнес Хёгу-шангер.
— Есть. Каждый раз, когда путем Старого Обряда Господин Лянми входит в нового человека, он теряет свое старое имя и приобретает новое.
Янни тер правую руку. Когда он нашел девочку, та уже заканчивала обряд вызова Господина Лянми. Он едва успел! И, вытаскивая девочку из центра разожженного ею круга костров, он обжег руку, да так и не успел залечить ее.
А сама девочка! Ему с трудом удалось ее успокоить и пообещать, что Шангас обязательно проведет еще один обряд вызова Господина Лянми. И ее папа и мама, погибшие в авиакатастрофе, скоро вернутся к ней.
Янни поморщился. Обмануть надежды ребенка?
Как некрасиво.