Гурджиев. Учитель в жизни
Шрифт:
Мы должны были передвинуть мебель, скатать ковры и снова передвинуть сцену. Потом нам нужно было вновь переодеться и присоединиться к тем, кто пришел на классы Движений. В полдень оцепенелому от усталости Алексею принесли маленькую тарелку супа, кусок хлеба, немного салата и немного фруктов. Потом Георгий Иванович позволил ему немного отдохнуть, но не прошло и получаса, как он позвал его, и все опять началось заново.
Так продолжалось в течение двух недель. Это было страшным испытанием для Алексея, но его ужасные прыщи стали высыхать. В течение этих и последующих недель Алексей не раз бросал на Гурджиева убийственные
Когда по приглашению Георгия Ивановича навестить сына приехал отец Алексея, то не смог сдержать слез. Конечно, он сразу же хотел забрать Алексея домой, но вступился Георгий Иванович: «Если вы хотите, чтобы ему стало еще лучше и его состояние стабилизировалось, он должен остаться здесь еще по крайней мере на две недели».
Что же до самого Алексея, у него больше не было никакого желания покидать Гурджиева. Более того, он очень хотел продолжать участвовать в Движениях и танцах, которыми мы регулярно занимались, готовясь к публичной демонстрации.
В конце пребывания Алексея в Институте Гурджиев объяснил нам, что на самом деле случилось с этим бедным молодым человеком в результате чрезмерного питания.
«В человеке, – сказал он нам, – отдельные железы производят определенное количество веществ для переваривания пищи. Предположим, например, что организм производит 50 грамм желудочного сока, и благодаря этим 50 граммам он может преобразовать 500 грамм различных продуктов в элементы, которые может усвоить кровь. Если в организм поступит 1000 грамм пищи вместо 500, то пропорция желудочного сока будет уже не 1 к 10, а 1 к 20. Поэтому тяжелая пища, которая медленно переваривается, не может разложиться на элементы, которые кровь может абсорбировать. Перевариться может только более легкая пища, которую могут преобразовать желудочные соки, растворенные в пропорции 1 к 20».
«Поймите, я не даю вам точные числа или точные данные о переваривании, но благодаря этим примерам вы можете понять, что случилось с Алексеем. На самом деле он съедал намного больше килограмма пищи и так нагружал свой желудок, что его желудочные соки – так же как и другие пищеварительные соки, о которых я не упоминаю – растворялись настолько, что были неспособны разложить даже самые легкие продукты в элементы, пригодные для усвоения. Поэтому почти все, что он ел, просто проходило через его организм, совсем не питая его».
«Несмотря на все это, он не умер – только потому, что его тело каким-то образом приспособилось исхитряться использовать несколько первых глотков из того, что он съедал. С другой стороны, поскольку его желудок все больше и больше расширялся, чтобы наесться, он должен был с каждым разом есть все больше и больше».
Повернувшись к Алексею, Гурджиев сказал: «Теперь ваш желудок почти в норме. Если вы хотите оставаться здоровым, не ешьте больше, чем вы ели здесь в течение этих нескольких недель. На некоторое время вы должны принять то, что будете заканчивать свою еду с чувством голода. Сейчас чувство голода проходит у вас спустя полчаса после еды, что уже большой успех, но скоро оно будет исчезать в тот момент, когда вы будете вставать из-за стола».
Спустя две дополнительные недели, потребованные Гурджиевым, Алексей уехал от нас, чтобы вернуться к своей учебе. Больше я его никогда не видел.
Первый холодный душ
Сколько я себя помню, я всегда мечтал о наиболее полном развитии своих физических способностей: своей ловкости, гибкости и, особенно, силы. Я даже ухитрился убедить родителей купить мне полный комплект оборудования для культуризма, и с маниакальной приверженностью посвятил себя тренировкам.
Вскоре появились очевидные результаты. Я быстро превзошел всех своих одноклассников и даже своего старшего брата. Став чемпионом школы, я поверил, что все восхищаются и завидуют мне, меня начало поглощать чувство превосходства, которое я пытался скрывать под видом подростковой скромности. Что же до привлекавших меня девушек, то я надеялся очаровывать их, щеголяя своей силой.
Во время войны чрезмерно развитые, выпуклые мускулы не давали преимущества, поскольку делали из меня легкую мишень для пуль и шрапнели. Но по приезде в Турцию мне удалось устроиться борцом в столичном цирке, и культ тела вскоре вернулся. Я быстро стал звездой борцовских турниров и если не чемпионом, то, по крайней мере, любимцем женщин. Так, переполненный гордыней, с поднятым носом, держа руки в карманах, я медленно прогуливался по старому городу, напыщенно наблюдая мелкие занятия своих товарищей.
В это время я стал членом группы Успенского. В среде, благоприятной для интеллектуальных занятий, я почти стеснялся своих непомерных мускулов. И все же постепенно Успенский, а позже и Гурджиев, узнал о моих неожиданных возможностях, и я стал пользоваться любым удобным случаем продемонстрировать свою физическую удаль.
Время от времени Георгий Иванович восклицал: «Браво, Чехович!» – и я был счастлив вновь вызвать заслуженное, с моей точки зрения, восхищение.
Однажды Георгий Иванович очень торжественно при всех объявил: «Смотрите все! У Чеховича столько силы, что он даже не знает, что с ней делать».
Я понял: сейчас или никогда; наступил момент показать им, что они до сих пор ничего еще не видели! Потупив глаза, я с выражением крайнего смирения произнес: «Знаете, Георгий Иванович, я способен на большее! На войне я не мог тренироваться, но теперь я планирую снова серьезно возобновить занятия, и более того, теперь на научной основе».
Георгий Иванович невозмутимо посмотрел на меня и кивнул головой: «Очень хорошо, Чеслав. Это очень хорошо».
Меня охватило возбуждение любви к самому себе.
«Действуйте, – продолжал Гурджиев. – Тренируйтесь. Становитесь все сильнее и сильнее. Но знайте: что бы вы ни делали, вы никогда не станете сильнее осла!»
У меня потемнело в глазах. Я почувствовал головокружение, лицо приобрело малиновый цвет, ноги налились свинцом; я стал оглядываться вокруг, отчаявшись хоть как-то вернуть самообладание.
Тот первый холодный душ был, что надо. Я никогда больше не хвастался и даже не интересовался своей физической силой.