Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Любезный Иосиф Владимирович, я испросил согласия главнокомандующего быть с вами на перевале.
— Почту за честь, Михаил Дмитриевич. Какие вести из Европы, говорят ли о том в штабе?
— Европа начинает подвывать уже с той поры, когда мы переправились через Дунай.
— Думаю, это только начало. Неистовства начнутся к концу войны.
Чуть помолчали, и снова заговорил Гурко:
— Мы с вами, Михаил Дмитриевич, встали у предгорий Балкан и мы перевалим их. И сделаем как можно поспешнее.
— Чем вызвана поспешность?
— Турки понимают: Дунайская армия находится в коридоре. Стоит туркам сомкнуть фланги, и наша армия может оказаться в котле… Сейчас пассивность Дунайской армии, как никогда, опасна.
— Я с вами вполне согласен. Но, Иосиф Владимирович, понимают ли это в штабе армии?
— За весь штаб сказать не могу, но генерал Непокойчицкий — вряд ли. Его оперативные способности не выше среднего.
— Печально.
— Сегодня, Михаил Дмитриевич, у нас с вами один путь, к перевалу. Турки не верят в возможность перехода Балкан здесь, но мы им докажем, что и крупными силами Балканы проходимы.
— Позвольте мне, Иосиф Владимирович, открыть с добровольцами дорогу.
Гурко на это не ответил, иное сказал:
— Болгарские лазутчики донесли: в деревне Присово нас дожидаются проводники, они выведут нас в село Хайнкией.
— Долина Роз, Долина крови.
— Постараемся обойтись малой кровью, Михаил Дмитриевич.
Гурко снял фуражку, вытер лоб.
— Разделяю тяготы жизни солдатской, всегда помню о ее святой миссии. Тем паче в нынешней войне. — И разговор перевел. — Вы, Михаил Дмитриевич, изволили выразить желание пройти в Хайнкией с первыми добровольцами. А я полагаю, вам надлежит с частью имеющихся у нас сил продвинуться к Габрово, где, соединившись с отрядом генерала Дерожинского, поступить в распоряжение генерала Святополка-Мирского. Совместным наступлением на Шипку со стороны Габрово, где наиболее значительные укрепления турок, вы прикуете к себе Халюси-пашу, командующего Шипкинским перевалом, и обеспечите возможность нашему Передовому отряду, вырвавшись в Забалканье, повести наступление на Шипку от Хайнкиея. Я даю вам такое распоряжение, заручившись согласием главнокомандующего на совещании.
— Вас, Иосиф Владимирович, не беспокоит отсутствие взаимодействий между отрядами?
Гурко хмыкнул:
— Отчего же… Но я не обсуждаю приказы, Михаил Дмитриевич. Нам велено «вперед» и мы пойдем с верой в успех.
В самом конце июня Мраморное море было сонно и тихо. Набрав в котлах пару, корабли резали синь морской волны. Под плеск волны о корпус парохода Сулейман-паша думал о превратности судьбы человеческой, какая не минует и султанов.
Сулейман-паша сидел в лозовом кресле, нахохлившись, как ворон, а за спиной кучно сбились высшие офицеры его армии: Ариф-паша, Салид, Реджиб-паша, Шукри-паша, Мухлис-паша, Навим-паша.
Опытный военачальник, удостоенный всех высших наград Оттоманской Порты, тридцатипятилетний Сулейман-паша спрашивал себя и не мог ответить: какую лазейку в душе султана отыскали хитрые инглизы, как лисы, проворные и коварные, как гиены. Их посол в Стамбуле открывает двери великого султана и его визирей так же легко, как открывается вход в те благопристойные публичные заведения для богатых иностранцев в столице Блистательной Порты.
Сулейман-паша — воин, он редкий гость в Стамбуле, особенно с тех пор, как его армия покоряла неверных черногорцев, но молва — конь с крыльями. Когда, свергнув Абдул-Хазиза, султаном стал Мурад Пятый, молва нашептала: заговор — дело рук английского посла Эллиота.
Не прошло и года, эта же судьба постигла и Мурада.
Ныне султан Абдул-Хамид слушает, что в его светлые уши нашепчет англичанин, какой яд вливают в его душу неверные. Уста инглиза лживые.
Кабинет лорда Биконсфилда много обещал, но мало сделал. Втянув Порту в войну с Россией, лорд Биконсфилд теперь выжидает, чем все кончится.
Сулейман-паша анализирует причины неудач, постигших турецкую армию. Проклятые гяуры форсировали Дунай и готовы взойти на Балканы. Терпят поражение опытные военоначальники сердер-экрем [24] Абдул-Керим-паша, Осман-паша. Совсем в недавнем прошлом Оттоманская Порта наводила страх на весь христианский мир, а теперь, не доведи Аллах, гяуры снимут полумесяцы с мечетей Стамбула.
24
Сердер-экрем — главнокомандующий (тур.).
Дымы кораблей в море. Сколько черных столбов, столько и пароходов. Всю свою армию прославленный турецкий военачальник переправляет в Адрианополь. Его янычары остановят армию генерала Гурко, а башибузуки поклялись вырезать всех болгар, какие служат неверным гяурам. Он, Сулейман-паша, закроет русским дорогу в Забалканье, в цветущую долину, в райские места, откуда пять веков пополняли свои гаремы султаны и визири, наместники и почтенные люди Блистательной Порты.
Так почему неудачи одна за другой преследуют турецкую армию?
Сулейман-паша никак не может согласиться, что Оттоманская Порта давно уже переживала финансовый и административный кризисы. К началу войны она оказалась неоплатным должником английских и французских банкиров. Они держали в руках всю финансовую систему Турции. Зависимость финансовая диктовала и зависимость внешнеполитическую.
Усилив флот путем закупок броненосцев в Англии и Франции, Порта рассчитывала на морские операции в Черном море и на Дунае, однако Генеральный штаб российской армии построил план войны иначе.
Сулейман-паша склонен считать причиной неудач боевых действий турецкой армии — несовершенство военного правления Оттоманской Порты, сковывающей свободу действий своих военачальников. Пока тайный военный совет при султане обсуждает и утверждает планы, русские генералы наносят поражение за поражением турецкой армии.
Ко всему прочему, сердер-экрем принимает решения, советуясь с сераскиром (военным министром), и докладывает свое мнение военному совету.
И уж, конечно, Сулейман-паша никак не возьмет в толк, почему мушир-топ-хане (начальник артиллерии и инженерных войск) не подчинен сердер-экрему?
Турецкие военачальники лишены права пользоваться оперативным простором, они чувствуют себя зависимыми от всех вышестоящих советов. Их сковывает страх ответственности.
Сулейман-паша отдает должное таланту и смелости русских генералов. А солдаты и офицеры, эти неверные гяуры, сражаются, как львы.
С первых дней войны Сулейман-паша следит за боевыми действиями отряда генерала Гурко. Бесспорно, у русских — это лучший генерал и, кажется, он представляет для Оттоманской Порты главную опасность. И Сулейман-паша считает: его надо нейтрализовать.