Гусары денег не берут
Шрифт:
— Но зато вы знали, с кем он разговаривал в тот день, когда его убили.
— И кто к нему приходил помимо вас.
— Я? Откуда?
— Потому что вы сидели в маленькой комнатке позади кабинета доктора.
Это был удар наобум. Кира, по своему обыкновению, блефовала. Впрочем, почему блеф? Кира ведь была в спальне Элеоноры. А там все пропахло тяжелым восточным ароматом амбры. Тот самый запах, который учуял в приемной доктора Пятипалов. И который, судя по всему, являлся излюбленными духами самой Элеоноры. Конечно, точно Кира ничего
— Ну и что с того? Сидела я там или не сидела, а только я ничего не знаю!
— Зачем доктор попросил вас задержаться?
— Потому что мы с ним не договорили, а к нему приперся тот придурок. Вот мне и пришлось спрятаться по просьбе доктора. Он сказал, что переговорит с ним и снова займется мной.
— И о чем они говорили?
— Да ни о чем особенном! Доктор быстро купировал истерику этого актеришки и выставил его из своего кабинета.
Было похоже, что Элеонора говорит правду. Во всяком случае, она подтверждала слова Пятипалова.
— А что было дальше?
— Дальше я ушла!
Леся не выдержала и хмыкнула:
— Стоило столько времени ждать, чтобы уйти, ни о чем не поговорив!
— Слушайте! — вспыхнула Элеонора. — Я не обязана выкладывать вам подробности моей беседы с доктором. Это касалось только меня. Меня и моего мужа. Покойного!
И Элеонора неожиданно затряслась всем телом. Подруги сначала подумали, что это у нее запоздалая реакция на ледяной душ, но ничего подобного.
— Это я виновата! — дрожа, восклицала Элеонора. — Это я довела его до такого состояния! Я виновата в его смерти!
— Что вы ерунду порете? Вы же сами сказали, что с доктором вне его работы никогда не общались. Как вы могли его довести?
— Да при чем тут доктор! Я говорю про моего мужа! Это я виновата в его смерти!
И, кинув на горничную смущенный взгляд, Элеонора продолжила:
— Мы с ним накануне утром здорово поругались. Никогда, никогда, до самой смерти не забуду, как он на меня смотрел, когда уходил! Боже мой, этот взгляд будет преследовать меня до могилы!
В общем, у Элеоноры был острый приступ раскаяния. И отвлекаться от него она упорно не желала, попутно страдая, где же она теперь найдет себе нового психотерапевта, раз доктор Пешков умер. В общем, горе Элеоноры было густо замешено на эгоизме.
— Ах, как некстати он погиб! — восклицала она. — Именно теперь, когда он мне больше всего нужен!
В целом она исполнила арию Пятипалова, только с большей эмоциональностью. Но все равно эгоизм пациентов доктора Пешкова подруг просто поражал. И где он только умудрялся находить таких эгоистов? А может быть, психические отклонения — это все последствия эгоистических устремлений? Или, наоборот, махровый эгоизм — это и есть основной симптом развивающейся душевной болезни у человека?
— А если вы хотите знать, как доктор провел свои последние минуты, — неожиданно заявила Элеонора, — то спросите у нее.
— У кого это у нее?
— У этой особы, которая вломилась к нему в дверь, когда я уходила!
— Но вы же уходили через заднюю дверь.
— Вот-вот! А она там его подкарауливала. И вломилась как сумасшедшая!
— А он что?
— Мне не показалось, что он ей обрадовался, — сморщилась Элеонора. — Но вот что странно, он обращался к этой девушке на «ты» и даже повысил на нее голос, обозвав идиоткой.
— Так и сказал?
— Да. Когда она прорвалась мимо меня, я услышала, как доктор ей сказал: «Тихо ты, идиотка! Мы же обо всем переговорили вчера. Ты что, уже все сделала?»
— А потом?
— Потом дверь окончательно закрылась, и я уже больше ничего не услышала! — с явным сожалением призналась подругам Элеонора.
Девушки переглянулись. Значит, на сцене появляется еще один подозреваемый. Верней, подозреваемая. Итак, вначале в кабинет доктора в пять часов вечера прошла Леся, потом около шести Елена Яковлевна, а потом пошел поток. Сначала двое заурядных пациентов доктора, Мерцалова и Пятипалов. Затем один VIP-клиент и еще одна молодая и пока никому не известная девушка, которая ворвалась через запасный выход.
— А как она выглядела?
Элеонора задумалась.
— Знаете, эта девушка была очень богатой. Мой муж тоже неплохо обеспечивал семью, но до тех шмоток, что были на той девушке, мне еще тянуться и тянуться. И дело даже не в этом, не в шмотках, которые на ней были. Хотя и они стоили целое состояние, но…
— Но?.. А в чем же?
— Стоить-то они стоили, — пробормотала Мерцалова, — только носить их эта девица не умела. Понимаете, едва я ее увидела, как подумала: вот уж кто точно не в себе.
— Почему?
— Дело было в той особой ауре, которая исходила от этой девушки. Понимаете, все в ней словно кричало о духовном кризисе! Она была взвинчена до предела. Даже напялила на себя зеленый пиджак и красные брюки! Можете себе такое представить? Хотя эти вещи были от дорогих костюмов. Но не ее цвета и не ее стиль. И потому выглядели на ней просто вульгарно.
— А ее лицо?
— Лицо? А вот лицом она была самая обычная. Ничего примечательного. То есть тоже очень ухоженная, стрижка там, кожа и все такое, но никакого шарма. Я бы даже сказала, очень невзрачная особа. И нос…
— Что — нос?
— Нос слишком длинный для такого маленького лица.
Произнося эту фразу, Мерцалова снова оживилась:
— Вот уж странно, иметь столько денег и не сделать себе нормальный нос!
— А фигура? Рост?
— Средние. Глазу не за что зацепиться. Просто очень ухоженная богатенькая девушка. То есть обычно ухоженная. В тот раз она больше напоминала душевнобольную. Но все же мне показалось, что она или уже замужем, или у нее есть постоянный мужчина, с которым она живет и за которого, возможно, скоро выйдет замуж.