Гусары денег не берут
Шрифт:
Лезла она первой и потому первой высунула голову на поверхность. Повертев ею из стороны в сторону, она поняла, что вылезла на клумбе с какими-то невысокими цветами. И тут же наткнулась на изумленный взгляд круглых детских глаз. Это был мальчик лет пяти или шести, который занимался тем, что сдирал с репейников головки и осторожно прикреплял их к своей курточке, выполняя диковинный узор. При виде появившейся среди цветов Кириной головы, мальчик разинул рот и уставился на нее во все глаза.
— Ты что тут делаешь? — дружелюбно поинтересовалась
— Тетя, а вы там чего на клумбе? — заинтересовался ребенок. — Растете, да? Мне мамка рассказывала. Я знаю.
Кира растерялась. Но выяснять было некогда. Снизу ее подталкивала нетерпеливая Леся. Поэтому Кира цыкнула на мальчишку:
— Что за вопросы? Чего ты тут забыл? Не знаешь, что все люди на грядках растут? Мама тебе говорила? Говорила? Ты ей поверил? Ну и молодец! А теперь марш отсюда!
Услышав приказ, мальчик радостно вздрогнул и кинулся бежать, должно быть, к своей матери. Во всяком случае, на бегу он кричал так:
— Мама! Мама! А я видел, как на нашей клумбе тетенька выросла! Скажи, а на клумбах только тетеньки растут? А мальчики, что, только в капусте, да? Мама, а она совсем взрослая! Я тоже хочу! Мама, а зачем ты меня слишком рано сорвала?
— Что тут произошло? — чихнув, спросила Леся, выбираясь из-под земли следом за Кирой. — Что этот мальчишка развопился? Он тебя что, видел?
— Видел.
— Поздравляю! — критически оглядев голую подругу, заявила Леся.
Стояли они в этот момент в центре большого, но запущенного цветника, полного разноцветных ромашек. Собака, не будь дура, прокопала себе лаз в том месте, где земля была помягче.
— С чем ты меня поздравляешь?
— Ты только что подготовила пациента для какого-нибудь будущего психотерапевта. Лет этак через десять-пятнадцать у парнишки начнутся проблемы с личной жизнью. А корень зла — в тебе.
— Почему это во мне?
— Представляешь, сколько с ним придется мучиться его психоаналитику, чтобы мальчишка вспомнил этот вечер и тебя, голую, вылезающую из клумбы с ромашками.
И Леся снова чихнула, словно специально для того, чтобы подтвердить только что сказанные слова.
— Да что ты расчихалась? — с досадой воскликнула Кира. — И почему это у мальчишки обязательно должны быть проблемы? И голой он меня не видел. Только мою голову.
— Ах, ну да! Это сильно меняет дело! — хихикнула Леся.
— Да что такого, что он увидел меня среди ромашек? Можно подумать, меня можно испугаться!
— Когда ты выбираешься из-под земли? Можно!
— Нельзя! Во всяком случае, он не испугался. А очень даже обрадовался, потому что теперь он точно знает, что детей в самом деле в капусте находят.
— Нехорошо внушать детям разные глупости!
Кира только рукой махнула.
— Лучше одевайся, пока сюда полпоселка смотреть на тетенек, которые на клумбах растут, не сбежалось!
Подруги отряхнули с себя мусор и песок. И натянули свою одежду, по мере сил постаравшись ее не испачкать. И все равно на сарафане Киры, помимо зеленых разводов, появились сероватые отпечатки ладоней и еще какие-то закорючки. А юбка Леси выглядела явно пожеванной. Единственное, что не пострадало, — это обувь подруг. Леся надела босоножки, состоящие из тончайших золотистых ремешков, потому что хит этого сезона, по утверждению «Вог», — золотой цвет.
Босоножки стоили бешеных денег, несмотря на то что фирма-производитель была самой Лесе неизвестна. Какой-то «Багратиони». Странно, какое отношение полководец имел к обувной промышленности?
Но босоножки отличались очень удобной колодкой. И несмотря на пятнадцатисантиметровые шпильки, ходить в них можно было целый день. И судороги начинали хватать за икры лишь к позднему вечеру. Одним словом, не босоножки, а настоящее чудо. Одно в них было плохо — ходить в них по мягкой земле было решительно невозможно.
На Кире была более практичная обувка: белоснежные сабо на толстой прозрачной пластиковой платформе. Все же Кира сидела за рулем. А давить на педаль газа или тормоза в туфлях на шпильке просто самоубийственно. И туфли испортишь, и на тормоз вовремя не нажмешь. Но ходить в них по газону было сплошное удовольствие. И Кира бойко заковыляла в сторону поселка, то и дело оглядываясь на увязающую в рыхлой земле Лесю.
— Да сними ты их! — не выдержала она наконец такого издевательства.
— А как я их потом надену? Не смогу же я сунуть грязные ноги в мое чудо?
Стельки в Лесиных босоножках и в самом деле не заслуживали такого варварского обращения. Они были вырезаны из золотистой замши, очень нежной и приятной на ощупь. Когда Леся надевала их на свои ножки, ей казалось, что ее пяточки гладит чей-то нежный прохладный язычок. Снять обувь, пройтись по земле и потом сунуть грязные ступни в этакую красоту? Ну уж нет! И Леся самоотверженно продолжала ковылять на каблуках.
Наконец подруги выбрались на твердую почву. И принялись озабоченно озираться по сторонам. К этому времени уже совсем почти стемнело. Но в поселке еще никто не спал. Всюду горели красивые фонари и фонарики, гирлянды и шутихи. А с участков доносился шум голосов и запах жарящегося на огне мяса. Барбекю или шашлык. Поселок жил своей обычной вечерней жизнью. Обеспеченные люди и их семьи собирались вместе, чтобы отметить еще один приятно прожитый день.
И Кира неожиданно ощутила нечто вроде зависти. Нет, не к тому, что эти люди жили в каменных четырехэтажных домах под нарядными черепичными крышами и с безупречно гладкими стенами. Не к тому, что их дома располагались всего в сотне метров от морского побережья, и даже не к тому, что они могли позволить себе купить или построить дом в таком дорогом месте. Вовсе не это волновало Киру.
— Просто мне хочется, чтобы у меня тоже были муж и семья, с которыми я могла бы вот так же посидеть вечерком.