Гусиное перо
Шрифт:
Клава Желтоножкина стала центром внимания гусихинских баб. Любопытные соседки шли своими глазами взглянуть на пострадавшую. Своими ушами услышать, как все было на самом деле. Головами качали и ахали, глядя на пустую тумбочку. Жалели Клаву очень. Скоро уж она и сама поверила, что воров была целая банда. Главарь деревянной ногой дверь вышибал, двое телевизор выносили, а еще один за гирю дергал.
— Спугнула их Мурка, я так себе думаю… — рассуждала баба Клава. — Она в открытую дверь-то вошла, темно… Не зря сказывают: «Вор, что заяц, — пенька
Димку бабка на улицу не выпускала, и у него уже сил не было в который раз выслушивать одно и то же. Дважды Никитка заходил. Они с Бабуличем заканчивали в школьном подвале монтаж новой радиостанции, а баба Клава — ни в какую!
— Нечего собакам хвосты крутить! — отрезала баба Клава и принялась рассказывать очередной гостье про то, как проснулась она в день рожденья, почуяла сквозняк босыми ногами и увидела на полу белые кошачьи следы.
— А почему белые-то? — удивилась соседка.
— Белые? — впервые задумалась баба Клава. — А бес их знает…
Димка решил отомстить бабушке за вредность. Он сказал как бы между прочим:
— Я в одной книжке читал, что шпион перешел нашу границу в медвежьей шкуре. Наши пограничники смотрят — следы медвежьи, а походка человечья…
— Ну, и поймали? — перебила испуганно баба Клава.
— А как же! Так и тут! Может, вор хотел милицию запутать!
— Что ты мелешь?! Что же он в кошачью шкуру обрядился? Я же Мурку своими глазами видела, как тебя сейчас…
— А почему я не видел? Почему дед не видал? Сама ее неделю назад выгнала, а теперь увидала! — разошелся Дима. — Это у тебя от страха галлюцинации…
— Чего? — чудное слово бабу Клаву и вовсе с толку сбило.
Она на соседку поглядела, а та говорит:
— У тебя, и правда, кошки нет, как ты ее могла увидать?
Баба Клава задумалась и во всех подробностях то страшное утро вспомнила. Как она сказала Мурке: «Брысь, блудня» и та направилась под буфет. Как под буфет залезла кошка, баба Клава видала, а как вылезла…
— Димка! — приказала она. — Ну-ка, загляни под буфет! У меня туда клубок давеча укатился…
Димка лег на живот и заглянул в темноту. Достал луковицу, облепленную паутиной.
— И все? — тревожно спросила баба Клава.
— Все…
— Ладно! — она решительно поднялась с табуретки. — Наведаюсь в милицию. Погляжу, как дела у Моти. А ты почему, Димка, про следы молчал, когда милиционер по избе ходил? Задним числом все умные…
Глава 11. Хромой Рыков
Таких неудач милиционер Пантюшкин не терпел ни разу в жизни. Версии отпадали одна за другой, пострадавшая Клава Желтоножкина каждый день наведывалась в милицию и грозилась пожаловаться в Москву. К тому же происходили фантастические вещи. Пантюшкину постоянно кто-то мешал. Вчера он вытащил из выхлопной трубы клок сена, а сегодня — чуть не упал с крыльца. Сунул ноги в ботинки, а ботинки оказались к полу прибитыми.
— К нам никто не приходил, пока я спал? — грозно спросил он Кларису.
— Никто… — пожала плечами Клариса. — Только Клавин внук с каким-то пареньком. Старую радиолу спрашивали. Все какое-то старье собирают. Недавно я им старый приемник с подловки отдала.
Совершенно ясно, что кто-то чинит Пантюшкину препятствия. И потерпевшая хороша — внука на разведку засылает, не иначе…
Клариса видела, что Пантюшкин ходит, как в воду опущенный. Осторожно тронула его за плечо и спросила:
— Моть, а не отдать ли тете Клаве наш телевизор? Мы себе другой купим — цветной… По цветному, знаешь, как хорошо футбол смотреть — сразу видно, где чья команда. Дешевле уж новый купить, чем терпеть такое…
Матвей Фомич оживился. Может, и правда отдать? Закроется дело по краже и примется он за работу с новым настроением.
— А тебе не жалко?
— Мне тебя, Мотя, жалко… — прослезилась Клариса. — Таешь, как кусочек сахару в чае, прямо на глазах…
И Клариса свой «Рекорд» тряпкой вытерла.
Погрузил Матвей Фомич свой телевизор в люльку мотоцикла, брезентом укрыл и поехал медленно, чтоб не тряхнуть на кочке.
Клава Желтоножкина милицейский мотоцикл из окошка увидела, ко двору выскочила и кричит:
— Мотя, яблочек ты мой садовый! Неужели жулика настиг?!
Пантюшкин молча с мотоцикла слез, брезент откинул. Клава телевизор увидала и заголосила еще пуще:
— Что же ты, Ванюшка, в сарае копаешься? Телевизор вернулся, будем в избу заносить!
А уж как Пантюшкин доволен, что бабе Клаве угодил. Уж как рад, что поставит его сейчас на тумбочку, и дело с концом. Но баба Клава в люльку заглянула и, сделав губы сковородником, говорит:
— Мо-тя… Этот не наш. Этот у кого-то другого украли!
— Это мой… — заулыбался Пантюшкин. — Я вам его подарю. Тут экран больше, изображение крупнее. Скучно вам без телевизора. На пенсии это первое развлечение… Берите!
Клава Желтоножкина как зашумит на всю улицу Поперечную:
— Мы не бедные! Нам чужого не надо! И точно такой, как мой, тоже не возьму. Мне мой надо! Тот, что на тумбочке стоял. Он не работает три года, но я его даже на кино с буфетом не променяю! Надо тебя, Мотенька, пропесочить! Не умеешь ты жуликов ловить. В Москву пожалуюсь!
И Клава калиткой хлопнула. Пантюшкин, жутко расстроенный, на сиденье рухнул и мотоцикл завелся — ни с того ни с сего. Только хотел Матвей Фомич с места тронуться, как увидел, что ему наперерез идет черная кошка и несет во рту куриную шею. Он вспомнил Кларису и решил подождать, пока прежде него кто-нибудь пройдет. Когда неприятности полосой, поневоле начнешь бояться черных кошек.
Из переулка вывернулся хромой человек. Одна нога в ботинке, другая — в белых бинтах. На тихой скорости поехал Пантюшкин за хромым и узнал в нем стрелочника Рыкова, мужа тестомеса Капы.