Гваделорка
Шрифт:
— Да какая же разница! Иисус Христос один на всем свете! А различия для церквей придумали взрослые, из — за всякой политики! Детям — то не все ли равно?.. Смотри, Иисус тут совсем обыкновенный мальчик. Он, наверно, должен услышать других мальчишек…
Федя вдруг вспомнил большеглазого пацаненка среди тех, кого вела в парк Юлия Васильевна. Один из всех он был без панамки, без кепки, со светлыми кудрями и задумчивый такой…
— Дрюша, идем… — и они, переждав цепочку легковушек, перешли дорогу.
Во дворе костела за изгородью из редких железных
— А как тут надо креститься? — прошептал Федя. — Если по — нашему, то справа налево. А по — католически, кажется, наоборот…
— Можно так и так. На всякий случай…
И они перекрестились «так и так».
— А молитва? — опять шепнул Федя. — Ты говорил, что помнишь…
— Есть такая. Бабушка часто читает. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя…» «Мя» значит «меня». Но можно ведь и так: «… Помилуй Никеля… то есть Никиту Кельникова»…
— Наверно, можно… Ты говори, а я за тобой…
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий… — негромко сказал Андрюшка, и Федя чуть сбивчиво повторил.
Андрюшка проговорил дальше:
— Помилуй Никиту Кельникова… нашего друга… и помоги ему…
— …И помоги ему, — согласился Федя с таким продолжением молитвы. И даже защипало в глазах.
— Теперь давай еще раз, вместе…
— Давай.
И они повторили молитву дружно, без запинки. Потом перекрестились еще (снова «так и так»), посмотрели с полминуты на скульптуру, словно вбирая в себя мальчишечью улыбку Иисуса. Взяли друг друга за руки и вышли на улицу. Там стояла на краю тротуара высокая старая женщина в кружевной шляпке и просторной, как мешок, кофте. Смотрела на двух мальчиков внимательно и с пониманием. И они даже не смутились. Так, рука в руке, пошли по Перекопской улице на речной обрыв — поглядеть, как там строится внизу, у воды, набережная…
Потом они еще несколько раз приходили на костельный двор — иногда вместе, иногда поодиночке (но все равно будто вместе) и шепотом читали короткую молитву. И на какое — то время становилось спокойнее.
Один раз, в начале июля, снова встретили Юлию Васильевну, и та сказала, что операцию наконец сделали и, кажется, удачно. Однако надо еще ждать и смотреть: не будет ли «негативных» последствий. Можно было вздохнуть поспокойнее, но ведь не все же еще ясно…
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, пусть не будет последствий…»
…А в конце июля Феде и Андрюшке пришло письмо. На Федин адрес. (Как Никель узнал его?) Большими нетвердыми буквами Никитка писал, что все хорошо. Мол, сначала думали, что не все будет хорошо, но сейчас уже ясно, что операция удалась полностью. Надо только еще лежать, для «укрепления организма». «А вы не забыли, что вы Трубачи?»
И лето наконец расцвело ясно и беззаботно!
Последние недели этого лета Трубачи провели на Андрюшкиной даче, где дважды получали от бабушки Евдокии Леонидовны мешком — за вылазку в соседний сад и за самовольное купанье. Смеху было… Письма теперь приходили на дачу — и было их четыре. В последнем Никель писал, что вернется в сентябре. Вернулся он, правда, лишь в середине октября, но зато совсем не слабый, не болезненный, как ожидалось. Даже наоборот…
Пятый «Б» встретил его с гвалтливой радостью, но долгое время еще все боялись случайно толкнуть его или втянуть в суетливую игру.
А с Трубачами и Ником было так… Да в общем — то никак не было. Просто они посмотрели друг на друга, и сразу стало их трое.
Вот к этим ребятам в день летнего солнцестояния Лорка и повела своего нового друга, московского мальчика Ваню Повилику.
Орудие по наследству
После обеда Ваня сообщил бабушке Ларисе Олеговне, что пойдет погулять. С девочкой Лоркой. («То есть с Ларисой, вашей тезкой».)
— Почему ты зовешь ее Лоркой? Это нехорошо!
— Очень даже хорошо! Ей самой нравится!
— Похоже, что у нее хулиганские замашки…
— Лариса Олеговна! Она внучка заслуженной библиотекарши Любови Петровны Грибовой, которая училась с Константином Матвеевичем!.. Я хотел рассказать ему про нее, а его опять нет дома…
— Он на работе. Он снова запутался в своих сетях, и я понимаю, что добром это не кончится. Он…
— В каких сетях?
— Да в нейронных же! Какие — то новые разработки. Он же объяснял тебе, по — моему!
Константин Матвеевич и правда раза два объяснял Ване про свою работу (и тот даже кое — что понимал — так ему казалось). Дед занимался разработкой искусственных нейронных сетей. Ваня еще раньше слышал, что обычные компьютеры запоминают полученные данные в виде электрических зарядов в ячейках своих электронных схем. Но для того, чтобы сделать что — то полезное, им, компьютерам этим, обязательно нужна программа, написанная человеком. Без нее они — обыкновенные железяки.
— А создаваемые нами нынче электронные нейроны по — разному изменяют свое внутреннее состояние и усиливают связи между собой в зависимости от прочитанной информации… — лекционным тоном вещал Граф. Ваня с умным видом кивал.
Граф продолжал, увлекаясь:
— Это дает им возможность не только запоминать и припоминать все, что они узнали, но и делать логические выводы. И принимать самостоятельные решения!..
Ваня снова кивал. А дед, слегка остыв, признавался, что иногда он, руководитель группы, и его сотрудники запутываются в этих сетях, потому что в них очень сложная структура — миллионы искусственных нейронов и миллиарды связей между ними. Потом, опять вдохновившись, профессор Евграфов начинал утверждать, что, несмотря на все трудности, до создания более или менее полноценного искусственного разума осталось всего несколько лет. И что вскоре этот искусственный разум сможет превысить интеллектуальные способности человека.