Гзумгарайский сыр
Шрифт:
– Уверены?
– Уверен в том, что если не отпустите, меня вытошнит прямо на вашу рясу, брат Агероко. Новую, заметьте, рясу.
Монах фыркнул, перехватил маленького тана за бока и осторожно установил его на четвереньках перед лопуховым кустом.
– Значит, противоядие сработало, – задумчиво произнес он.
– Частично, у-у-у… – окончание фразы Диего растворилось в звуках, поименовать которые иначе как утробные было бы весьма сложно. – Знали б вы, брат, что за дрянь этот клятый отвар «золотого ястреба»…
– Догадываюсь, –
– Столько вони из-за собаки еретика…
– Эта собака…
– …виновата во всем, что прохрипел на дыбе ее хозяин. Довольно, брат Агероко! У нас хватает своих забот!
– Много вы успели выболтать?
– Не так чтобы очень, – Раскона яростно потер шею. – Проклятые москиты…
– И что же теперь?
– Ничего. Отплытие, как и планировалось, завтра. А сейчас, брат, живо взвалите меня обратно на плечо!
– Вы все еще не можете идти, мой тан? – озабоченно спросил монах.
– Могу. Но пусть лучше наши новые тени в конце улицы пребывают на сей счет в заблуждении как можно дольше.
– Сколько их?
– Не меньше восьми.
– Многовато.
– Могло быть хуже. Брат Агероко, – неожиданно произнес маленький тан, – как у вас обстоит дело с пением?
– Увы, Великий Огонь не наградил меня сим талантом, – вздохнул монах, – сочтя, видно, что прочих его даров и без того довольно.
– Очень хорошо, – кивнул Раскона. – Чем немелодичнее вы будете орать, тем лучше! На счет три… раз, два… Когда мы приплывем к белым скалам!
– Назад, к белым скалам, – подхватил монах. – К нашим родным скалам!
– В рваных камзолах и золотых цепях, ой-йе, с дырявыми карманами, что набиты самородками… проклятье, как там дальше?!
– Я тоже не помню!
– Вот гадство… а что помните?
Монах задумался.
– Тан Хон-Гиль-Кон собирал в поход, – затянул он, – эскадрон малаширских гусар. Тан Хон-Гиль-Кон был бабник и мот, казну полковую…
Кортик был направлен умелой рукой и запросто мог бы вонзиться в намеченную цель – спину тана Расконы чуть пониже левой лопатки. Мог бы – если б не сгорел в заботливо выставленной братом Агероко «огненной кольчуге» второго уровня.
– Бей! Бей их!
– А-а-а-а!
Последний вопль издавали четверо бандитов, в которых били срывающиеся с рук монаха трескучие рыжие молнии – там, где эти молнии касались одежды или плоти, вспыхивало пламя.
Еще один разбойник упал навзничь, получив пулю прямо в лицо. Оставшиеся пятеро…
– Вы же сказали, что их восемь!
– Я сказал «не меньше восьми»!
– А-а, каналья!
Возглас монаха предназначался ловкому разбойнику, сумевшему не просто уклониться от брошенного Агероко заклятья, но и ударом каблука вышибить из дороги добрых полпуда песка, большая часть которого угодила прямиком в глаза монаха.
Правда, мигом позже не успевший вскочить разбойник оказался пришпилен к дороге шпагой Диего, но четверо его друзей…
Точнее, трое, мысленно поправился маленький тан, глядя, как четвертый бандит – каррасец, судя по длинным усам и вышитой безрукавке, – роняет шпагу и пытается ухватить захлестнувший его шею кнут.
Еще один нападавший молча повалился вперед, явив при этом взору маленького тана – и своих оставшихся пока еще в живых собратьев – жуткого вида рубленую рану поперек спины.
Раскона не смог удержаться от восхищенного присвистывания – он-то хорошо представлял, сколь непросто нанести подобный удар тонким тарлинским клинком, а именно тарлинская шпага сверкнула в руке их нежданного союзника.
Вернее – союзницы. Ибо немногие женщины рискнут облачиться в мужской наряд – но вряд ли по эту сторону океана сыщется мужчина с пеллой [3] .
3
Женская коса, заплетенная особым, т.н. лашским способом.
Восхищение, впрочем, ничуть не помешало маленькому тану аккуратно проткнуть горло предпоследнего разбойника. Последний негодяй, оценив явное численное превосходство противников, дико взвизгнул и бросился наутек.
Ему удалось пробежать четыре шага – затем раздались короткое шипение, глухой удар, и бегущий упал.
– Интересно, – задумчиво произнес Диего, – где же учат так ловко метать картахайские ножи-бабочки?
– В бродячем цирке! – отозвалась их спасительница, наклоняясь, дабы выдернуть упомянутый нож из трупа.
Сейчас маленький тан наконец получил возможность рассмотреть её.
На вид женщине было лет двадцать с небольшим, но, подумав, Диего поднял мысленную планку до двадцати пяти, а то и двадцати шести. Обычно работа быстро стирает красоту юных простолюдинок… впрочем, танессам Эстрадивьяны тоже приходится рано обращаться за помощью к омолаживающей магии… и краскам. Исключения редки, и одно из таких исключений стояло сейчас перед таном в темно-коричневом дорожном костюме.
– А фехтованию в стиле мастера Шоггея учат там же? – Раскона, присев, коснулся шеи каррасца и снова присвистнул, на сей раз огорченно.
– Фехтовать меня научил мой муж, благородный тан ги Торра.
Маленький тан нахмурился.
– Мне довелось слышать, – медленно сказал он, – историю о том, как некий благородный тан навлек бесчестье на свой древний род, осмелясь не просто воспылать страстью к бродячей танцовщице, но и сочетаться с ней законным браком. Мне довелось слышать, что, не желая враждовать с родней, этот благородный тан вместе с возлюбленной отплыл за океан, надеясь найти на новых землях новое счастье. Также мне довелось слышать, что финал сей истории был горек – они погибли, когда на их гасиенду напали пираты Зеленого Томми.