Х...евая книга
Шрифт:
Нет, иногда мы встречаемся. Случайно, на улице. Живем-то все рядом, почти вокруг школы. Даже странно, что встречи эти так редки. Улыбаемся. Привет-привет. Как дела? Не женился еще? Как наши? Во время таких вот встреч и передалась новость о Димке... Да что ты говоришь! Ах-ах-ах! Несколько секунд положенного молчания, приличествующее моменту выражение лица... И опять по своим делам.
Так об этом узнал и я. Встретил Вадима.
– Распланировал себе золотые горы, институт, а попал в армию, -рассказывал он.
– Вернулся с Дальнего Востока, привез вшей, плюс радикулит, минус два зуба...
Ля-ля-ля. Что, да как... Коробкова разводится. Кузя опять в ЛТП. И вдруг:
– Ты знаешь?.. Димка погиб.
– Как!? Когда?
Да уж месяца два-три. На мине подорвался...
– Два месяца! Значит, похороны уже были.
...Димка. В верхнем ряду. Руки положил на плечи Вадиму и Кузе Пехтереву. Все трое смеются.
Мы с ним могли бы стать друзьями. Но почему-то крутились в разных компаниях. Однажды классная велела явиться после уроков в школе - намечалась экскурсия не то на ЗИЛ, не то еще куда-то. Слесарей глядеть. Но пришли только двое, я и Димыч. В классе мы как-то не общались, а тут разговорились. Он оказался неплохим парнем, открылись общие интересы. Мы даже в чем-то похожи друг на друга, смотрели на какие-то вещи одинаково. Сойдемся, понял я и, когда мы разбегались, решил ему позвонить, продолжить неформальное внеклассное общение. Но почему-то не получилось. Он заболел, потом я, секция, уроки... Я все откладывал, откладывал и постепенно забылось. Рассосалось
Лишь однажды, уже на первом курсе, мелькнуло, звякнуть бы. Но к тому времени я потерял старую записную книжку, а в новой была куча каких-то новых телефонов. Тогда я звонил по ним...
А вот теперь...
– Ты был на похоронах?
– Нет, не смог.
– А кто из наших был?
– Не знаю. Кажется, Грунин был.
Господи, Димка погиб!
– А почему мне не сообщили?
– Так, говорят, у тебя телефон изменился...
Изменился.
– Запиши мой новый.
Нашли ручку, записал на обрывке, сунул в карман.
...А Димки нет!..
– Позвони мне! Обязательно позвони!
Не звонит.
Я никогда не любил свой класс...
...Гудки. Нет что ли никого? А может они переехали? Или телефон поменялся? Странно, что вообще этот номер у меня сохранился. Буква "П", "Потапов". Зачем я его сохранил? Неужели для сегодняшнего звонка?..
– Алло, вас слушают.
– З-здравствуйте.
– (Господи, как же его зовут-то?!) - А-а-а... Петра позовите, пожалуйста.
– Я слушаю.
– Ну, привет. Это я, Никсон, президент.
– Какой еще пре... Санька, ты что ли?
– Я, я...
Сейчас начнутся те же расспросы. И будет висеть до первой, неловко затянувшейся паузы незаданный вопрос - зачем звонишь?
– Я, собственно, просто так. Слушай, давай встретимся, поговорим. Можешь?
– Сейчас?
– Нет, почему, вообще...
– Давай. Где?
– Ну где? У школы давай. Завтра, в семь. Устроит?
Он задумался.
– Устроит...
Петька Потапов. Любится во всю наличность. Одной рукой наставляет рожки Грунину, стоящему на ступеньку ниже, второй обнимает за плечи Иванову. Иванова серьезна.
...Он опоздал на 10 минут.
– Я слышал, что ты женился. Хоть и поздно, но поздравляю.
Потапов улыбнулся:
– Когда?
– Что?
– не понял я.
– Женился?
– Слышал когда?
– Не помню. Давно.
– Я развелся уже.
Пауза. Я рассыпаюсь на запчасти, с трудом собираюсь:
– Когда?
– Год назад.
– Сколько же вы?..
– Год.
Уже темнело. Мы шли по улице мимо освещенных витрин магазинов, мимо "Гастронома" с негорящей буквой "Г", мимо спешащих людей с авоськами, мимо заполненной темной массой народа автобусной остановки, к которой мигая оранжевым квадратиком, подползал перекошенный грязный автобус, мимо ободранных афишных стендов. И никому на этой кипящей вечерней улице не было дела до двух бредущих неизвестно куда людей.
– ...даже не знаю, куда все делось, мы ведь любили друг друга.
– Люди меняются.
– Нет... Люди не меняются. Если ты увидишь Ленку сейчас, ты скажешь, что она не изменилась. Как была наша Ленка Иванова, так и осталась. Люди не меняются, но при более тесном контакте они раскрываются... А мы ведь с ней с пятого класса...
Да, кажется, с пятого класса Потапов начал гулять с Ленкой Ивановой. Их вроде бы даже дразнили тогда. А может и нет, может я это придумал, что дразнили. Их трогательные отношения стали в школе притчей во языцех, и я, да и никто, наверное, не удивился, когда через несколько лет после школы услышал о свадьбе...
– Нет, ссор не было. Никто никого не оскорблял, не хлопал дверью. Просто однажды в ее жизни появился он. Они ходили, говорили. Я не возражал, пусть дружат. Но... женщина любит ушами, а язык у него был хорошо подвешен. Наплел, наверное... ну ты знаешь... звезды, облака, тонкая душа, грандиозные планы, прочая... Уши развесила. И ушла к нему. Через две недели прибежала обратно - ты-де, лучше, я тебя, Петя, больше люблю. Сравнила, значит. Я не простил. Отвернулся к стенке, пальцем до нее не дотронулся, знал - если трахну, прощу.
– А почему не простил? За одного битого двух небитых дают.
– Не хочу испытывать в жизни больше таких закидонов. Не верил ей больше. Разве можно жить с человеком, которому не веришь? Подобные экзерсисы дорого обходятся для нервной системы.
– Хорошо еще, что детей у вас не было. А то платил бы алименты 18 лет.
– Если бы был ребенок, я бы ее простил, однозначно. Ради него. Так что, хорошо ли, плохо ли, не знаю.
– Странная история, - я поежился то ли от сырости, то ли от его рассказа.
– Нелепая какая-то.