H.I.V.E. Подкидыши Улья
Шрифт:
«Шах и мат!» - подумал Седой. В 99% случае этого простого заявления хватало, чтоб позарившиеся на твое добро полицейские переставали цепляться, но это был тот самый 1%.
– Ну если вы настаиваете.
– расплылся в улыбке старшина, который был похож на объевшегося зазеркальной сметаны Чеширского Кота. По обреченным рожам сержантов, рейдер догадался, что Дубко тот еще упертый баран и уже не раз из чистого упрямства проворачивал подобные вещи. И возится с протоколами и понятыми предстоит его подчиненным.
– Я могу их снять.
– раздался в ухе голос Тайги.
–
– сказал Седой.
– Сам их положишь? Прием.
– Типо того. Ни в коем случае ничего не делай! Конец связи.
Конечно, Седой мог спокойно прирезать или застрелить этих троих еще до того, как они сообразят, что их начали убивать, дотянутся до обреза в рюкзаке или ножа на поясе не составляет никакого труда. Но видимо он недостаточно зачерствел и убить трех человек просто за то, что те выполняют свою работу он не мог. Да, эти полицейские потенциальные зараженные и их шансы оказаться иммунными не больше чем выучить наизусть «Войну и мир» на японском, но все же они есть и сейчас перед ним не пустыши и не внешники, а просто люди, скорей всего и не самые добросовестные, но все же люди.
– Да забирайте вы его!
– психанул Седой и протянул одному из сержантов ножны. В конце концов, уж чего, а нож он себе добудет.
Старшина удовлетворенно хмыкнул.
– Ну, а теперь можно ваши документы посмотреть?
– спросил он.
– Да чего вы привязались к этим документам? Ну нет их у меня с собой. В фургоне на съемочной площадке все оставил, а она за городом. Что они вам дадут?
– По базе пробьем.
– Без электричества-то?
– В таком случае, можно ваш рюкзак к осмотру? Вдруг у вас там еще холодное оружие есть.
– Слушайте, мне правда некогда.
– сказал Седой.
– Давайте на месте все вопросы решим.
– Он вынул из внутреннего кармана пачку банкнот и протянул ее сержанту, который вопросительно покосился на старшего по званию.
– Да тут у нас не только ношение холодного оружия, а еще и дача взятки должностному лицу при исполнении. Пройдемте с нами в отделение.
– Да откуда ты такой гавнистый свалился на мою голову!
– взорвался рейдер.
– Взять его!
– скомандовал старшина.
Один из сержантов ухватил его за рукав, но Седой не стал упираться, а наоборот подался на рывок и впечатал менту коленом в пах.
– Сопротивление аресту!
– чуть ли не радостно выкрикнул старшина. Второй сержант пытался передернуть затвор весящей на плече «ксюхи», но Седой оказался возле него и ударом ноги отшвырнул того на капот «Уаза». Когда он развернулся к старшине, то уставился в дуло табельного пистолета. По глазам Дубко Седой понял, что тот выстрелит, стоит ему только дернуться.
– Руки вверх!
– приказал старшина.
– Да пожалуйста.
– разом перестал упираться Седой и поднял руки.
– А я имею права хранить молчание?
– Молись, чтоб здоровье сохранить, урод.
– сказал получивший в пах сержант.
– Юрий Владимирович, может он нам сильнее сопротивлялся?
– с надеждой в голосе спросил он.
– Даже не сомневайся, бился как японский самурай, а когда сражение было проиграно попытался сделать себе харакири, разбив голову об машину.
Второй сержант тоже поднялся и расчехлил дубинку, а затем Седого били со всей отчаянной силой, которую только вселяет в тебя вседозволенность и чувство превосходства. Но рейдеру было все равно, волшебный рубильник он дернул после первого попадания пинка в живот, а потом боль ушла. До него доносился лишь приглушенный звук ударов дубинок по его телу. В себя он решил прийти только после того, как услышал хлопок дверцы патрульной машины.
Он с трудом разлепил глаза, точнее только один из них и сразу невольно застонал. Болело все тело. Тупая пульсирующая боль волнами перекатывалась от пяток к голове и обратно. Где-то она уже начинала утихать, а других местах лишь разгоралась с большей силой.
Седой ощупал голову и насчитал четыре шишки, а если брать в расчет фингал под левым глазом, то все пять.
– Смотрите-ка, наш террорист в себя пришел.
– издевательски протянул Дубко.
– Террористы - это твои родители, ибо создать подобное - преступление против человечества.
– не остался в долгу Седой.
– Ты хоть понимаешь на сколько потянет содержимое твоего рюкзака?
– Не знаю, не взвешивал, килограмм на двадцать пять наверное, может даже больше.
– Ну-ну. Паясничай, пока можешь.
– Слушайте, мужики. Хотя после таких бабских ударов, я уже сомневаюсь в вашей половой принадлежности. А вот когда полицию гей парад разгонять отправляют на вас потом ваши парни не обижаются?
– Заткнись, а!
– Вы имели ввиду, что я все-таки имею право хранить молчание?
– Можешь.
– А все что я скажу, будет использовано против меня в суде?
– Смейся, смейся, в отдел приедем, там по-другому запоешь.
– Запеть я и здесь могу.
– сказал он и начал горланить во всю глотку классику шансона.
– Эх, Шарик, я как и ты был на цепи, Шарик, рубал хозяйские харчи, Шарик, и по ночам я видел сны, всё как и ты, всё как и ты.
Элитник наступил Седому на ухо еще задолго до того, как он попал в Улей, так что даже глухой с ангинной исполнил бы эту песню во много раз лучше. Но похоже известный в его вселенной шансоновый шлягер был здесь в новинку, поэтому первые три раза полицейские даже вслушивались в текст, но вот остальные семь не прошли так безболезненно для их слуха и психики.
Несмотря на побои, ему было весело, ведь это не зараженные, не муры, а всего лишь менты, так что он воспринимал этот инцидент, как небольшую передышку перед настоящими проблемами. Но одиннадцатый раз рейдер спеть не успел, машина подъехала к участку, и сольный концерт пришлось завершать. Седого выволокли из уазика и завели внутрь, заперев в обезьяннике с парочкой криминальных на морду типов.
– Дубко.
– обратился к старшине Седой, когда тот уже собирался уходить.
– Думаю ты сразу побежишь хвастаться уловом перед начальством. Если ты или твой начальник захочет узнать, почему ваш город отрезало от электричества и воды, откуда взялся зеленый туман и куда подевались знакомые вам дороги, то знаешь где меня найти.