Хаггопиана и другие рассказы
Шрифт:
Он тяжело опустился в кресло.
— И все-таки объясните, — потребовал Наттол. — Как работает это ваше «противозаклинание»… и что это за предупреждения, из-за которых вы так беспокоитесь.
— Что касается вашего первого вопроса — вряд ли мне стоит объяснять больше, чем я уже сказал. Но если коротко — Сатлатты включают в себя работающие заклинания и противозаклинания. Третья Сатлатта относится к последним. Беспокоит же меня лишь одно…
— Да? — снова нетерпеливо спросил Наттол.
— В применении к нашей нынешней ситуации, — наконец продолжил Милрайт, — в том затруднительном
— Вы хотите сказать, что она не сработает? — широко раскрыв от ужаса глаза, спросил Барт.
— Нет, она сработает как надо. Но…
— Ради всего святого! — воскликнул Наттол. Судя по его срывающемуся голосу, его обычно крепкие нервы были сейчас напряжены до предела. — Говорите же!
— Как я могу объяснить то, чего и сам до конца не понимаю? — рявкнул Милрайт, набрасываясь на перепуганного молодого человека. — И не советую вам на меня кричать, друг мой. Если бы не вы, все мы сейчас не очутились бы в подобной ситуации… и не забывайте, что без моей помощи вам из нее не выбраться!
При этих словах Наттол побелел как мел и начал, заикаясь, бормотать извинения.
— Хватит, — оборвал его оккультист. — Я скажу вам, что меня беспокоит. Коротко говоря, Третья Сатлатта содержит в себе условие!
— Условие? — удивленно переспросил Барт, явно не понимая, о чем речь.
— Цитируя Альхазреда, — не обращая на него внимания, продолжил Милрайт, — защита противозаклинания длится «лишь до смерти»!
Несколько мгновений все молчали, затем Барт сдавленно рассмеялся.
— Лишь до смерти? Что ж, честнее не скажешь. Я, в самом деле, не понимаю…
— И еще одно, — продолжал оккультист, — третья Сатлатта не является необратимой. Ее действие можно отменить, просто произнеся ее же в обратном порядке.
Какое-то время гости Милрайта смотрели на него, не говоря ни слова; затем Наттол спросил:
— Кто-нибудь еще знает о нашей… проблеме?
— Нет, если только вы не рассказывали кому-нибудь еще, — ответил оккультист, лоб которого прорезала глубокая морщина. — Ведь нет?
— Нет, — сказал Наттол, — никому… но вы ведь понимаете, о чем я? О чем тут беспокоиться, если все так просто, как вы говорите? Само собой, мы никогда больше не станем связываться ни с чем подобным… а кто еще может узнать о том, что случилось? Даже если кому-то и известно, что мы вызвали дьявола, вряд ли он знает, как обратить этот ваш процесс. И вообще сомнительно, что у кого-то может возникнуть подобное желание, разве нет?
Милрайт немного подумал и постепенно начал успокаиваться.
— Да, конечно, вы правы, — ответил он. — Просто не люблю ненужных осложнений. Все дело в том, что я кое-что знаю о древних знатоках, а они просто так предупреждать не станут. Этот Бугг-Шаш, чем бы он ни был, наверняка самый худший из демонов. Все, что о нем говорят — по-настоящему… демоническое!
Тем же вечером, на основании многочисленных заметок, сделанных в отделе редких книг Британского музея, Милрайт подготовил все необходимое для своей задачи. Он вымыл пол в кабинете, а затем в местах, показавшихся Наттолу и Барту совершенно случайными, хотя на самом деле
Во время последних приготовлений зажгли свечи. От курильниц и сосудов поднимались к потолку тонкие покачивающиеся струйки разноцветного дыма и благовоний. Более того, в комнате был выключен электрический свет к немалому неудовольствию близкого к истерике Барта, так что кабинет освещало лишь мерцающее пламя свечей и тускло-красное свечение тлеющих порошков и трав в курильницах и сосудах.
Когда раздался первый удар бьющих полночь настенных часов, Милрайт достал из кармана аккуратно сложенный листок бумаги. Лишенным каких-либо эмоций голосом он прочитал слова, тщательно скопированные днем из почти забытого тома в тайных закоулках Британского музея.
Вряд ли Барт или Наттол могли впоследствии вспомнить мешанину чуждых гласных, слогов и диссонансов, срывавшихся с губ Милрайта в тускло освещенной комнате. Никакой простой смертный, не посвященный в искусство, которым владел Милрайт, не смог бы повторить эту невероятную последовательность звуков. О том же, чтобы произнести заклинание наоборот — «в обратном порядке», как выразился Милрайт — наверняка не могло быть и речи. Мысль эта, пусть и не в первую очередь, несомненно, пришла в голову обоим посвященным, когда оккультист закончил свое выступление и стихло эхо его чудовищной литургии… но не прошло и нескольких секунд, как эта и все прочие мысли сменились откровенным кошмаром!
Сначала даже Милрайт решил, что совершил некую жуткую ошибку, ибо на троих в меловом кругу обрушился неподдельный ужас, предвещающий неминуемую гибель! Барт завопил и попытался было бежать из круга и вообще из комнаты, что наверняка стало бы для него роковым шагом, но оккультист схватил его, удерживая на месте.
Медленно, но верно свет свечей тускнел, по мере того как угасало их пламя. Затем, одна за другой, они начали гаснуть. Барт продолжал вопить и сопротивляться, так что Наттолу тоже пришлось его держать, чтобы он не сбежал из круга. Неожиданно до ушей всех троих, словно с расстояния в тысячу миль, донесся тихий шепот, похожий на шум в морской раковине, шорох, который мог быть лишь знаком… чьего-то присутствия!
Барт тут же лишился чувств. Милрайт и Наттол опустили его на пол и присели рядом с его неподвижным телом, продолжая крепко его держать и вглядываться в окружавшие их тени. Зловещие звуки, в которых слышалась некая безумная чуждая музыка, становились все громче. А потом… из темных углов поползло что-то скользкое и влажное, словно кисель!
— Милрайт! — хрипло вскрикнул Наттол, почти неразборчиво, словно ребенок, зовущий мать посреди особо страшного кошмарного сна.
— Стой на месте! И молчи! — приказал Милрайт столь же хриплым и срывающимся голосом.