Халцедоновый Двор. И в пепел обращен
Шрифт:
Гленвилла, возглавлявшего Палату, на которую Карл недвусмысленно возлагал вину.
Сделав паузу, король мимоходом кивнул лордам, словно приглашая их разделить его недовольство.
– Без парламента, – весьма неубедительным тоном добавил он, – я с той же, если не с большей готовностью, выслушаю и удовлетворю те же самые жалобы, что и с парламентом.
«Неправда, – подумал Энтони, чувствуя закипающий в груди гнев пополам с горьким разочарованием. – Неправда, иначе мы ни за что бы до всего этого не дошли!»
Карл мог сколько угодно заявлять, что сохранит чистоту веры, проповедуемой Церковью Англии, мог напомнить, что
Роковые слова, что обратили в золу и угли все победы Энтони, все его надежды на будущее…
– Изволением Его величества, – заговорил лорд-хранитель, и голос его зазвенел, отражаясь от стен зала, где меньше месяца тому назад все присутствующие собрались на церемонию открытия, – парламент сей распускается, а всем вам, рыцари, служители церкви и вольные горожане, дозволяется разойтись. Итак… Боже, храни короля!
Халцедоновый Чертог, Лондон, 5 мая 1640 г.
Постукивая веером по подлокотнику в такт аллеманде, Луна наблюдала за кружащимися в танце придворными в пышных нарядах. Музыку на сей раз исполнял целый камерный оркестр смертных, по слухам, похищенных из некоего богатого дома на Стрэнде, хозяин коего – пэр или кто-то вроде – нанял их для собственного увеселения.
Однако музыканты отнюдь не выглядели несчастными из-за того, что оказались здесь, и посему Луна решила не возражать. Пока никто не обижен, во временном похищении нет ничего дурного. Назад их воротят в целости и сохранности, а дальше, со временем, они вполне могут стать при дворе завсегдатаями. Этому Луна была бы очень рада.
Придворные о сем обстоятельстве знали, и потому Луна ничуть не удивилась, увидев сэра Керенеля, движущегося в ее сторону с каким-то человеком позади. Одетый в рванье, незнакомец глазел на все вокруг с разинутым ртом, с равным вниманием засматриваясь на гоблинов и туфли придворных, на ее кресло слоновой кости и островерхие арки под потолком зала, где танцевали дивные. Керенель твердо, однако без грубости увлекал его за собой и мягким нажимом на плечо побудил преклонить перед Луной колени.
– Ваше величество, – заговорил рыцарь, – покорнейше прошу о позволении привести на сию ассамблею гостя.
За отсутствием Энтони Луна огляделась по сторонам и поманила к себе Бенджамина Гипли.
– Кто же он таков?
Керенель покосился на немытого спутника и вновь поднял взгляд на нее.
– Я нашел его в Лондоне, государыня, нанося визит некоей леди. Я был надежно укрыт чарами и защищен бренной пищей, однако ж этот малый сумел разглядеть мое истинное лицо.
– Умалишенный, – проговорила Луна, выпрямившись и расправив плечи. Давненько же под землю не приводили этаких смертных, хотя когда-то они были в моде. – Беглец из Бедлама?
– Скорее, ему позволили выйти, – пояснил Гипли, заметив адресованный ему вопросительный взгляд.
С позволения Луны он подошел к незнакомцу поближе. Тот опасливо съежился, но и не подумал бежать.
– Буйных держат в цепях, и сбежать им непросто, – продолжал глава тайной службы. – А небольшая чаша при нем имелась?
Последнее было обращено к Керенелю. Рыцарь кивнул.
– Значит, из тех, кому позволено просить подаяние.
Появление в Халцедоновом Чертоге безумца Гипли отнюдь не обрадовало, но в чем причина – в неприглядном ли положении чужака, или в понятиях Керенеля о забавном – этого Луна сказать не могла. Сама она, памятуя о том, как некогда глумились над помешанными при дворе, страсти к ним не питала. Но этого обижать никто не станет, а между тем приветить его, пожалуй, будет полезно. Пусть придворные видят: королева благоволит тем, кто с умалишенными добр.
– Имя у него есть? – спросила она.
– Если и да, мне ответа добиться не удалось, – отвечал Керенель.
Рыцарю Луна доверяла. Правда, со смертным людом он дел обычно не вел, но был одним из лучших ее новообращенных: за годы правления Луны Керенель начал более или менее разделять ее взгляды. Да, без особого рвения, однако Луна полагала это несомненной победой.
Аллеманда распалась, но музыканты тянули последние такты еще долго после того, как танцоры прекратили кружение. Придворные столпились вокруг, стараясь разглядеть незнакомца получше.
– Мы рады видеть его в своем кругу, – во всеуслышание объявила Луна. – Как почетного гостя. Еды и вина ему – из запасов лорда Энтони. А ты, – продолжала она, обращаясь к безумцу, – будь покоен. Сегодня тебе не придется просить подаяние, чтобы поужинать.
В просьбах приглядеть за незнакомцем Гипли не нуждался. И, как с удовольствием отметила Луна, не он один. В то время, как несколько придворных дам начали флиртовать с сэром Керенелем в надежде урвать толику заслуженного рыцарем благоволения, леди Амадея занялась умалишенным, оберегая его от самых хищных из придворных. Что до самого безумца – тот с радостью принялся уписывать поданные ему конфеты и засахаренные фрукты за обе щеки, однако и стрелять по сторонам живыми, любопытными глазками отнюдь не забывал.
От наблюдений за происходящим Луну отвлек возглас глашатая у дверей, объявившего о появлении Принца Камня. Все замерли на местах, склонившись перед вошедшим Энтони, однако, видя его мрачную гримасу, приблизиться никто не рискнул.
Энтони прошел прямо к Луне и прежде, чем она успела спросить, что стряслось, заговорил:
– Он распустил парламент.
Его слова подействовали, точно удар в живот – и не столько из-за ее огорчения, сколько из-за его обиды. Энтони добивался этого изо всех сил, а теперь его победу отняли, и всего через три потраченных даром недели.
– Пока мы принимали акты об игольных остриях, – сквозь зубы процедил он, – Пим со своими толкал нас к делам, которые – и он это знал! – наверняка вызовут недовольство у короля. Да что там «знал», они именно этого и добивались! Пуритане из их числа не желают ковенантерам поражения.
Намеренный подкоп под короля? Плохо дело.
– Но это же, – проговорила Луна, – на грани измены.
– А то и за гранью.
Плюхнувшись в поспешно подставленное сзади одним из хобтрашей [15] кресло, Энтони полоснул гневным взглядом придворных, без стеснения подслушивавших разговор.
15
Хобтраш, в английском фольклоре – дружелюбный, порой проказливый дух сродни хобам и хобгоблинам, привязанный к определенной местности.