Халт
Шрифт:
Мессир фыркнул. Хаос, Хедин, Ракот… плевать он хотел на них на всех!
– Вот еще! Я на собственной стороне! Не переживай, Хаосу эта штучка не достанется, так что можешь мне довериться. В конце концов, ты ведь хотел предотвратить освобождение Лероннэ? Обещаю, что не потрачу артефакт на такую глупость.
– Я… мне нужно подумать… – выдавил из себя Халт. С одной стороны, желания отдавать черный шар этому старику не было никакого, но он понимал, что свое обещание обязан выполнить. С другой – может, и правда, отдать его этому архимагу: все лучше, чем укокошить Антракас и себя, пытаясь «разрядить». С третьей стороны, тан не знал, кто такой этот мессир и что он
На другой половине арены адепт Хаоса яростно обрушивал убийственные заклинания на Ванду и Халта, так что старуха отбивалась без продыха за двоих. Огненные струи сменялись ледяными иглами, те превращались в тончайшие плети, разрезающие живое и мертвое пополам, плети сплетались в сети, которые вспыхивали жалящими искрами. Эта сумасшедшая фантасмагория, кажется, могла продолжаться вечно, сменяя одну смерть на другую, отплясывая бешеный танец на краю гибели. Очевидно, альв хотел измотать единственного защитника, чтобы покончить уже с обоими. Старика он благоразумно пока не трогал, рассчитывая вырвать артефакт из рук Халта и тут же исчезнуть, а не вступать в битву с архимагом.
Усталость Ванды сказывалась: ей уже досталось от удара плетью, а искра прожгла кожу на плече, но до тана ни одно заклинание не долетело. Высокий, худощавый адепт Хаоса даже не вспотел. И хотя саркастическая улыбка уже давно не кривила его губы, он не сомневался, что перевес на его стороне. Но тут раздался громогласный рык, от которого содрогнулись внутренности. Нервно хлестнув хвостом себя по бокам, прыгнул Флип, приземлившись между старухой и альвом. Трибуны взревели. Халт некстати подумал, что сегодня воскресенье: традиционный день игр. Вот только игроки поменялись местами. Освобожденные магические животные и гномы стали зрителями, а тот, кто сидел в особой ложе, – бьется на Арене. Лишь черный шар, будто истинный властитель, не изменил себе: и раньше и теперь он был центром игры, ради него умирали и убивали, и он холодно принимал жертвы.
Никто не видел, что именно делает Флип, но вихри и камнепады исчезали, не долетая до цели, а самого верховного черносолнцевца начало трясти от неведомых сил, которыми управлял белый грифон. Ванда осела на истоптанный и взрыхленный песок, и, хотя жизнь в ней еще теплилась, силы оставили окончательно.
Тан же вел свою собственную битву: с шаром, с мессиром, но в первую очередь, с самим собой. Именно от него зависел результат боя, но он просто не представлял, что делать. Как вскрыть артефакт? Как его обезвредить? Он взмолился:
«Хедин всемогущий, помоги мне! Взываю к тебе, как потомок твоего ученика, Хагена. Услышь меня! Спаси нас!»
Халту почудилось, будто каменный шар потеплел, а окружающий мир подернулся рябью.
«Хедин, Ракот, Орлангур… услышьте меня, хоть кто-нибудь! Сыну Глойфрида, потомку Хагена нужна ваша помощь против Хаоса!»
Шар уже явственно стал горячим, но тан продолжал прижимать его к груди, и тут будто дым вышел из артефакта, окутывая своего нынешнего хозяина. Халта оглушила тишина. Куда-то делся Мадрас (или как его зовут на самом деле?), грифон с черносолнцевцем, Ванда и зрители, зато перед ним предстал человек, которого доселе не было. Поначалу показалось, что расцвет его остался позади и он уже идет по дороге старости, однако, приглядевшись, тан понял, что это лишь иллюзия. Посеребренные виски и жесткий взгляд только маскировали тугие мышцы и спящую мощь былого воина. Сын Глойфрида предпочел бы сразиться со взбесившейся амфисбеной, чем с этим «стариком».
– Ты звал меня. Кто ты? – Казалось, он несколько раздражен, что его оторвали от дел. Ледяной взгляд из-под нахмуренных бровей.
– Я – Халт Хединсейский, потомок Хагена, ученика Хедина. – Халт хотел было добавить «а кто ты?», но вовремя прикусил язык. Нет, это, конечно, не Хедин и не Ракот, но кто-то очень знакомый, будто дедушка, с которым не виделись с детства. Юный тан всмотрелся в суровые, словно из камня, черты; серый плащ прикрывал бугры мышц, прямая спина, гордая осанка. А уж глаза… Если убрать седину, добавить ярости, облачить в латы и дать в руки оружие, то можно сказать – с него рисовали портрет, висящий в зале приемов. И, подтверждая догадку, пришедший произнес:
– Нет, ты не мой потомок. Кто ты?
Надежда и радость от неожиданной подмоги сменилась глухой злобой. Как это не его потомок?! Нужно спасать друзей, уничтожать артефакт, отбивать атаки адепта Хаоса, а Хаген, вместо того чтобы помочь, занимается выяснением родословной!
– Я Халт Хединсейский! Сын Глойфрида. Внук Тьедвальда! Потомок Хагена, ученика Хедина! Нам нужна твоя помощь в битве против Хаоса. Мы проигрываем!
– Я не смогу помочь тому, кто не умеет помочь себе сам. Тому, кто не знает себя, – покачал головой Хаген. – Кто ты?
Халт заскрежетал зубами, и ладони сами начали сжиматься в кулаки, однако сделать это с черным шаром в руках оказалось не так просто. Да и тот из каменного превратился в пламенный! Он полыхал, обжигая грудь, подбородок и руки, будто пойманный огнешар.
Тан поднял голову, встретился взглядом со своим предком и выдержал его. Мир снова подернулся рябью, и на несколько секунд Халт увидел грифона, пикирующего на альва, целясь тому мощным клювом в голову. Флипу уже опалили левое крыло, так что он в полете заваливался на бок, но теснил приспешника Хаоса. Грифоны и перитоны бесновались на зрительских местах: все вскочили, каждый рвался в бой, помочь товарищу, но защитная стена, сотворенная Вандой, не пускала их на гибель. От магических существ не отставали и гномы. Те оглушительно свистели, сунув пальцы в рот, топали ногами, потрясали мечами. Лишь Таран стоял, напряженно скрестив руки на груди, не шевелился и не произносил ни звука. Халт только раз видел шутника и балагура таким серьезным: когда тот отказался посылать своих воинов на закрытие бреши в башне.
Картина вновь изменилась, и Халт остался наедине с Хагеном, в полной тишине, не считая набата собственного сердца.
– Я. Халт. Тан Хединсейский. Мне нужна помощь. Или помоги нам в битве или проваливай, – как ему казалось, спокойно и гордо произнес сын Глойфрида, распрямив плечи и не отводя взгляда. Если его предок выжил из ума или хочет поиграть в загадки, то пусть приходит в другой раз, сейчас он несколько занят.
Тот лишь усмехнулся, скрестив руки на груди.
– Нужно нечто большее, чем просто брань или неучтивость, чтобы я признал свою кровь.
Спрашивать: «Что же?» – было, ясное дело, бессмысленно.
– Ты не ведаешь сам, какой помощи просишь и к чему это приведет, – сказал меж тем Хаген, не сводя с Халта пристального взгляда. – Глупцы просят подмоги, им кажется, что достаточно заиметь могущественного покровителя, вынудить его – хитростью ли, магией или сочувствием – к помощи, самим же при этом оставаясь в безопасности и ни за что не отвечая. Общей крови не достанет, именующий себя Халтом.
– Я все ведаю, – хриплым от злости голосом бросил Халт. – Я ведаю, что должен победить, а не играть тут с тобой в загадки! Хаос по меньшей мере честен. Он не предлагает мне глупых игр на краю бездны!