Халява. 90-е: весело и страшно
Шрифт:
Пацаны не стали даже пытаться влить в меня еще — самим больше достанется. И я спокойно отправился на боковую. Выпитая стопка подействовала на меня расслабляющее, как хорошее седативное средство. Конечно, с колесом димедрола эта доза даже рядом не стояла, но я сравнительно быстро отрубился — намудохался чего-то за день.
Я подскочил с кровати и по-бырому её заправил. Умылся, привел в порядок разлохмаченную после сна шевелюру и заглянул в комнату к пацанам. На диване, не раздеваясь, дрых Колян, выдавая громкие хрипящие трели. Леня обнаружился в спальне, где лежал одетый, уткнувшись носом в подушку. В маленькой
Я пособирал с журнального столика остатки вчерашней закуси, соорудил на кухне стакан сладкого чая и с удовольствием позавтракал. Потом позвонил замдеканше и предупредил её, что заболел и поехать в колхоз не смогу. На какой срок я вылетел из студенческой жизни, я не знал, но дата на справке была открытой — пиши, какую в голову взбредет. Главное не перебрать максимально возможный срок. А то потом придется подделывать уже справку специальной комиссии по продлению срока больничного листа.
Выбросив из головы хрипловато-эротический голос Светланы Васильевны, продолжавший звучать у меня в ушах даже после окончания разговора (побыстрее бы встретиться с Ленкой и снять эту гребаную «зависимость»), я позвонил Зябликову, который, как обычно, находился на службе. Договорившись, о встрече, я вышел на улицу, захлопнув за собой дверь гостеприимного барака. В общагу я решил пока не ездить. В этом сейчас не было никакого смысла. Завтра мои соседи рванут в колхоз, а я, благодаря Коляну, останусь в городе. Подумав, я решил остановиться на предложении Зябликова и квартире его соседа, которую он мне сосватал вчерашним днем. Леню напрягать больше не хотелось, и так уже столько времени у него тасовались бесплатно. Буду забегать когда-никогда. Ну, и если с «Мумий Троллем» все срастется, как я планирую.
На этот раз я не поехал в отделения, а договорился с майором встретиться через час у его дома. Проживал Зябликов в районе «Второй речки», неподалеку от места работы. Погода и сегодня радовала — солнце палило напропалую. Даже не верилось, что через несколько дней наступит настоящая календарная осень. Не такой я её себе представлял, на родине совсем другие погоды в это время стоят! А здесь, в этом приморском городе лето продолжается. Ура!
Загрузившись в автобус, я неспешно покатил к месту встречи. Времени у меня еще было навалом — успею к намеченному сроку. Как оказалось, не успел. Из-за какой-то аварии образовался дорожный затор, и я опоздал на встречу почти на целый час.
Зябликов терпеливо ожидал меня во дворе, сидя на лавочке возле подъезда. Он курил, лениво пуская в воздух колечки дыма.
— Степан Филиппович, — подойдя к майору, повинился я, — простите! Не думал, что опоздаю. Но там авария на дороге…
— Знаю. — Зябликов кивнул и выбросил окурок в урну. — Когда сюда ехал, пробка уже собиралась. Я так и понял, что ты немного припозднишься. Ну что, — он поднялся с лавки, — пойдем твои хоромы смотреть?
— Ага, — произнес я, заходя следом за майором в прохладный, еще не успевший раскалиться подъезд.
Мы дотопали до третьего этажа, где Зябликов и остановился. Обычный пролет, три двери.
— Я вот здесь живу, — он указал на аккуратную дверь с двумя латунными циферками «22», обшитую снаружи зеленым дерматином. — А твоя — напротив.
Я взглянул на деревянную лакированную дверь под 24-м номером,
Зябликов тем временем достал из портфеля связку ключей с металлическим брелком, украшенным японскими иероглифами и протянул мне:
— Тренируйся, Сереж!
Я по форме бородок сразу прикинул на глаз — какой из ключей, к какому замку подходит. Из трех ключей на связке, два действительно оказались от входных замков. И через минуту мы уже стояли у открытой двери.
— Быстро ты! — Фыркнул Степан Филиппович. — Чего стоишь? Проходи! Чувствуй себя как дома! Хозяин появиться не раньше, чем через полгода.
Я прошел небольшую прихожую, где, сбросив с ног кроссовки, прошел в комнату. Че могу сказать? Дорого-богато! А для родимой деревни, так и вовсе — недостижимый уровень. Вроде и есть у наших деревенских блатных, кто прихлебывает из разных импортных кормушек, особенно из леспромхозовских, всякого разного добра. Но чтобы столько!
— Говорят, что вся японская техника, что мореманы из рейсов привозят, едва ли с помойки? — не мудрствуя лукаво, поинтересовался я у Зябликова. — Но на мой неискушенный взгляд, она как новая…
— Да, Сереж, — кивнул майор, — как ни печально это признавать…
— Блин, да если там такое выкидывают… Как вообще можно рабочую вещь, да еще в таком состоянии, в утиль списать? Это просто кощунство какое-то! Да у меня в голове это просто не укладывается! Я, когда маленький был — лет восемь-десять, мы с дедом, когда за грибами ездили, обязательно возле местной свалки останавливались, — поделился я воспоминаниями со Степаном Филипповичем. — И если деду на глаза попадалась вещь, которую можно было починить, без особых затрат и собственными руками, он её обязательно забирал. Да у него куча всяких удобных примочек и приблуд со свалки была! В гараже — насос из компрессора от старого холодильника, в доме — для скважины, дизельгенератор, восстановленные автомобильные аккумуляторы в подвале, на случай отключения света… Так что когда в деревне рубили свет, только дедовский дом светился в темноте, словно новогодняя елка… А здесь такое на свалку…
— Загнивают, гребаные капиталисты! — ругнулся майор. — Хотя, если честно, позагнивать тоже охота! Только если ради этого не нужно будет честью своей поступиться, — добавил он. — И никогда мы их не догоним, — печально вздохнул Зябликов, — чтобы там с высоких трибун нам не толкали…
А у меня в голове «заиграл» знакомый до боли проигрыш — «Распутин» из «Боней М». Ябез раздумий направился к стене, на которой висела шикарная гитара. И тоже, похоже, что не наша…
Как на нашем сельсовете красный флаг алеется,
Как на нас на молодёжь партия надеется!
Мы Америку догоним — сомневаться нечего!
Если партия сказала — дело обеспечено!
Будем строить коммунизм новыми бригадами,
И успехами в труде партию порадуем!
Мы воронежские песни по-воронежски поём,
Кто ребят наших полюбит, всё равно мы отобьём!
О-о-о, ой ты, травушка зелёная,
О-о-о, ой ты, грудь моя ядрёная!
О-о-о, ой ты, травушка зелёная,
О-о-о, ой ты, грудь моя ядрёная!