Халява. 90-е: весело и страшно

Держапольский Виталий Владимирович

До начала представления оставалось еще минут тридцать, когда на поле к милицейскому оцеплению вышел не старый еще мужчина лет сорока, показавшийся мне смутно знакомым. Но я точно знал, что его я не видел никогда в жизни, а вот мой «сосед»… Одна из «ячеек» его памяти услужливо

подкинуло мне информацию «для размышления». Мужчиной оказался Юрий Айзеншпис — до самой, не случившейся в моей реальности смерти Виктора, бессменный директор и продюсер группы «Кино». И это был самый настоящий шанс прорваться к Цою.

— Я быстро, — шепнул я на ухо Лене и сорвался с местом.

— Куда это он помчался? — спросил у моей подружки Илья, с удивлением глядя мне вслед.

— Не знаю, — пожала она плечами, — он с самого утра странный какой-то…

Пока я проталкивался через заполняющие ряды толпу, Айзншпис намылился уходить.

— Юрий! — закричал я ему в спину, боясь, что не успею. — Юрий Шмильевич! Подождите, пожалуйста!

Директор «Кино» остановился и обернулся.

— Ю…рий… Шмиль… евич… — задыхаясь, произнес я, подбегая к продюсеру.

— Мы знакомы, молодой человек?

— Нет… не знакомы. Я ведь ничего не напутал — вы ведь директор «Кино»?

— Допустим. — Айзеншпис скрестил руки на груди и с интересом посмотрел мне в глаза. — Чем обязан?

— Юрий Шмильевич, мне нужно срочно увидеться с Виктором… Цоем…

— Молодой человек, это просто невозможно! — усмехнулся Юрий. — У Виктора концерт вот-вот начнется… И он не встречается с неизвестными…

— Вот! — перебил я Айзеншписа, протягивая ему оборванный клочок бумажки.

— Что это? — Его брови приподнялись.

— Это квитанция телеграммы…

— Той самой телеграммы? — Ага, Юрий сразу просек, о чем речь — на редкость хваткий товарищ.

—

Идем! — Он не раздумывал не секунды.

Мы зашли в помещения администрации стадиона, в кабинетах которой для известной группы были устроены типа примерки. Мы проходили по коридору, когда навстречу попалась странная парочка. Маленький щуплый и абсолютно лысый старикашка, одетый в светлую парусиновую пару и соломенную шляпу, как будто сошедший с курортных черноморских фотографий годов этак пятидесятых, в сопровождении крепкого мужика с цепким взглядом серо-стальных глаз. Проходя мимоходом, из меня неосознанно вырвалось странное восклицание:

— Батюшка Феофан? Владимир Николаевич, а вы неплохо выглядите в этой сорочке! Во всяком случае, лучше, чем в рясе или в генеральском мундире! Этакий душка пенсионер!

Сказать, что брошенные мною фразы изумили незнакомцев, особенно здоровяка — это не сказать ни о чем. Старичок, к слову, намного быстрее справился с изумлением, чем его спутник — его лицо дрогнуло буквально на мгновение, а после вновь озарилось добродушной улыбкой.

— Ну вот, Николаша, — весело усмехнувшись, обратился он к своему спутнику, — а ты говорил, что зря в такую даль смотаемся! Нет, не зря меня эти сны столько времени мучили! Ой, не зря!

— Молодой человек! — Здоровяк выступил вперед старика, одновременно засовывая руку в нагрудный карман пиджака. — Пройдемте с нами!

— А… собственно, в чем дело, товарищи? — поинтересовался у них Айзеншпис, уже подозревая, что дело может «пахнуть керосином».

И он не ошибся в своих прогнозах — здоровяк отточенным движением засветил перед нами вытащенную из кармана красную книжицу:

— Комитет Государственной Безопасности! Еще вопросы будут?