Хамелеон

Шорохов Владимир

Павел уставал смотреть на мониторы, он видел только цифры, отчего становилось не по себе. А ведь он был там ежедневно, это его обязанность – посещать свой сектор в мире Врадж. Был контраст между цифрой на экране и тем, что там. В этом что-то есть зловещее.

Он отключил терминал, тяжело поднялся с кресла. Весь день впустую, ему так и не удалось выяснить, что это за фантом и как от него избавиться.

– А может, пусть болтается? – подумал Павел. – Нет, так не пойдет, надо разобраться. Всегда

за одной ошибкой следует вторая, а после и третья, и тогда на место гармонии приходит хаос.

Он отложил задачу на завтра, открыл шкафчик и, достав костюм оператора, надел его. Множество трубок были подключены к генератору поля, они создавали реальность для тела. И теперь, если ты в цифровом мире погружался в воду, то твое тело чувствовало прохладу, а если светило солнце, оно нагревалось. Пока оператор-пользователь был подключен к миру Врадж, работал не только его мозг, но и все тело. В прошлый раз Павел поднимался по скалам, оттуда открывается удивительный вид на бухту. Он вышел из цифрового мира, а ноги болели весь следующий день. Словно он и правда карабкался по скалам.

Павел взял шлем, надел его, и сознание сразу перешло в иное состояние.

4. Игнатий

Алла прекрасно понимала, что такое сон. Это состояние, где если ты себе задашь вопрос, как туда попал, и не сможешь найти ответа, то это точно сон. Она знала, что это реальность. Что вот ее дом, ее лавка, люди, которые к ней заходят и с которыми она общается. И в то же время она с трудом вспоминала, как тут оказалась. Вроде приехала, болела, лежала в больнице, а после что-то из головы вылетело. И вот она тут, словно ничего из прошлого и не было.

Она брала краски и, вспоминая, как выглядит ее мама, рисовала портрет, а после рисовала отца и брата. Так у нее появился семейный альбом, где вместо фотографий были только ее рисунки из воспоминаний.

– И все же, это странно.

У нее не так много друзей, все куда-то спешат, то приедут, то тут же уедут. Складывалось впечатление, что она живет на перроне, а мимо пролетают поезда.

– Здравствуй, Аллочка, – так всегда к ней обращалась Маргарита с седыми волосами. – Ты опять цветешь как солнышко.

– А как же иначе.

И действительно, как же иначе просыпаться, если не улыбаться. Ее рыжий кот всегда спал рядом, потянется и сразу лезет к ней, начинает тыкаться мордочкой и муркать.

– Сейчас-сейчас, покормлю, дай потянуться, – говорила она ему и, еще с минутку понежившись, вставала и шла на кухню.

Маргарита держала лавку пряностей, а через дорогу была мастерская по ремонту обуви. Там, несмотря на погоду, всегда сидел лысый старичок Петр Афанасьевич и по старинке чинил обувь. Она к нему заходила в гости, он откладывал свои башмаки в стороны, и тогда они просто разговаривали.

Но больше всего Алла любила ходить в монастырь. Он располагался у самого моря, но там не было дорог, кругом обрывы и высокие скалы. Но именно там, почти на самой вершине, был каменный дом с черепичной крышей. Она поднималась по узкой тропинке, а после по крутым ступенькам до самого верха.

Игнатий, так он ей представился, всегда жил один, не любил он людей, дичался их. Даже в город приходил за продуктами только рано утром или уже когда закрывались магазины.

– Это ты, светлячок?

Алла еще не постучалась в его дверь, а он уже знал, что она тут. Иногда он называл ее бабочкой, кузнечиком или рыбкой, а вот теперь светлячком.

– Проходи, ты вовремя, я как раз картошку сварил, сейчас огурчики принесу и квасцу налью.

– А я вам хлеб принесла, три булки, знаю же, что кончился, вот и прихватила.

– Ай, лапочка, ай, спасибо. Ну же, проходи, – и старичок, отодвинув тяжелую скамью, пропустил девушку к окну.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, что так рано? Или уже выспалась, кот не дал понежиться?

– Дал, просто уже не хотела лежать. У вас так красиво, – Алла любила сидеть у окна и смотреть на море. – Опять что-то чертите? Кстати, я продала один из ваших чертежей, покупателю понравилось, может, еще зайдет.

– Это хорошо, пусть покупает, пригодится.

– А что это? – Алла нагнулась и стала рассматривать большой лист бумаги, что лежал на соседнем столе.

– Это часть ускорителя для плазменного двигателя. Но люди пока не научились контролировать плазму, у них пшик и все.

– Хи, тогда зачем им ускоритель, если не умеют ее удерживать?

– Научатся, рано или поздно все у них получится. А вот что делать дальше, они пока не знают, вот и подсказываю.

– А откуда вы все это знаете?

– Трудно сказать, сам порой думаю откуда. Вот ты говорила, что не помнишь, как попала в город, и считаешь, что все время тут жила.

– Ага.

– Вот и я не помню, откуда все это знаю, но хочется поделиться.

– А может, вам переехать в город, там часто бывают умные люди, поговорите.

– Чур меня от этой напасти, только не это. И как я уже просил тебя, никому не говори, где я. Не хочу их видеть. Чур-чур меня.

– Смешной вы. Я никому не скажу, где вы живете, – Игнат поставил на стол тарелку вареной картошки, нарезал огурчиков и хлеба. – Ой, как пахнет, ой, как вкусно, ой, какая прелесть.

Алла могла до вечера просидеть у Игната в его келье, он тут не молился, не признавал этой ереси, просто жил один и все. Вернувшись в город с новыми чертежами, она их аккуратно клала поверх тех, что уже были.