хамелеон
Шрифт:
Должно быть, они были прямо под площадкой главного шпиля, потому что лифт поднял их на последний этаж. Джон, рассчитывавший, что это не будет сильно отличаться от регистрации Гарри много лет назад, неожиданно для себя запаниковал, осознав, что его шансы на спасение так быстро растаяли. Если бы они остановились в зале ожидания, или даже прошли через переполненный вестибюль, он бы сумел быстро сбежать от них и затеряться в толпе, но лифт остановился на пустом небольшом коридоре, из которого вели всего четыре двери. Прежде, чем Джон успел придумать план, он уже был за одной из них.
Он огляделся. Это место, как ни удивительно, выглядело как гостиная какого-то деревенского отеля: обстановка из выбеленного камня и тяжелой окрашенной темной древесины была дополнена мягкой мебелью, украшенной кружевом. Здесь был даже камин, хоть его и не разожгли. Размытые слащавые пейзажи по стенам. За внутренней дверью, по всей видимости, располагается спальня. К тому моменту, как Джон оглянулся вокруг и понял, что они прибыли на место, Майкрофт с ужасающе громким щелчком закрыл за ними дверь.
Джон еще раз обернулся, уже с испугом, и заметил отсутствие окон в комнате. Отсутствие острых углов. И чего-либо, что можно разбить и использовать в качестве оружия. Это тюрьма, догадался он. Довольно милая, но все-таки тюрьма. Она вызывала панику. Он сглотнул.
— Как… как долго я тут пробуду? — спросил он. — В смысле, наверное, я не выйду отсюда, пока не выберу приемлемого Стража. И мы не пересп… — он сглотнул, в глаза бросился видимый край кровати. — То есть, я хочу спросить: когда начнется, э-э-э, процесс собеседования, это ведь зовется «собеседование»? То есть…
— Я чертовски надеюсь, что оно начнется прямо сейчас, — раздался бодрый голос у него за спиной.
Джон повернулся к входной двери и посмотрел вверх. И еще выше. Над ним возвышалась гора мышц почти двухметрового роста, облаченная в военную форму; он выглядел, словно ожившая картинка с плаката, призывающего к службе в армии. Джон пристально взглянул на точеный подбородок, берет и небольшие карие глаза. Он был красивый, младше Джона примерно на пять лет и до смерти устрашающий.
— Привет. Второй лейтенант Себастьян Моран, — он отдал честь, после чего протянул ладонь для рукопожатия. — Но так как мы очень скоро сблизимся, можешь звать меня Себ.
Хоть Джон и устал, он все же почувствовал что-то странное, темное и спрятанное глубоко внутри, когда пожал руку Себа. Стражем овладело волнение, любопытство и смутившее Джона сексуальное возбуждение. Но за всем этим крылась опасная бессердечность и жестокость, а сила, которой он обладал, делала его еще ужаснее.
И тут Джон заметил небольшое рычащее животное у ног Морана. Он не знал, какого оно вида, но он в жизни не видел ничего более отталкивающего. Если духовные хранители были отражением души человека… Джон содрогнулся.
«Да поможет Бог тому, кто перейдет ему дорогу, — подумал Джон. — О, черт. Да поможет Бог мне».
Примечания:
*Синдром Мюнхгаузена — симулятивное расстройство, при котором человек симулирует, преувеличивает или искусственно вызывает у себя симптомы болезни, чтобы подвергнуться медицинскому обследованию, лечению, госпитализации, хирургическому вмешательству и т.п.
**Кальвинистская трудовая этика - религиозно обоснованная доктрина о добродетельности труда, необходимости работать добросовестно и усердно. Уилкс имеет в виду, что Шерлок работал не покладая рук, забыв о своей натуре, природе Стража и, соответственно, естественных потребностях.
От переводчика: чтобы проиллюстрировать испуг Джона, когда он увидел духовного хранителя Морана, советую кликнуть сюда
По прибытии в Тауэр Морана и его людей ждала хорошая новость: из всей команды он был наиболее совместим с Призраком и, при желании, мог забрать свой приз. Да они что, издеваются? Разумеется, он хотел его! Настроение его резко поднялось. Моран издал возглас ликования и победно вскинул кулак, а его команда заворчала от недовольства. Затем он поправил берет и побежал трусцой к лифту, который доставит его в комнаты для бесед. О них ходило много слухов, но прежде никому из его команды не удавалось увидеть их. В конце концов настал его черед оказаться за их закрытыми дверьми!
Но когда Морана от его товарищей отделяли две двери и двадцать пять метров коридора, сомнения закрались ему в душу. Даже несмотря на распиравшие его грудь волнение и нетерпение (как будет пахнуть его Проводник? Каким он будет на вид, на ощупь, на вкус?), он ощутил укол разочарования. Конечно же, он был благодарен Хоупу за то, что тот его выбрал. Черта с два он на блюдечке вручит Призрака другому Стражу. И, судя по всему тому, что о нем говорили, ему достался дьявольски сильный Проводник. В глазах любого Стража он был лакомым кусочком. Моран светился от гордости и радости: теперь он станет завершенным и наконец-то, наконец-то, наконец-то, после всех тренировок, сможет схватить проклятых террористов. Казалось бы, все идеально, но…
Его все равно терзало чувство обиды на Уилкса, который посчитал его недостаточно способным для того, чтобы выследить Призрака самостоятельно, и передал это задание другому Стражу. Но обиду перевешивала злость. Это должна была быть охота всей его жизни. На ее фоне поблекло бы даже то, как он убил медведя из арбалета. С добровольно пришедшей в Тауэр Проводницей, робкой и покорной, не было бы никаких хлопот. Но как восхитительно бы это было: гнаться за Проводником по городу, задействовав все свои чувства, весь свой ум и тщательно отточенные навыки… Особенно, если бы в конце охоты под ним был пригвожден к земле некто столь притягательный, как Призрак. Он многое потерял, лишившись возможности поохотиться на него.
Ко всему прочему, от того, что какой-то посторонний Страж поймал Проводника, а потом, и глазом не моргнув, отдал его Хоупу, Моран чувствовал себя так, словно ему вручили объедки.
Почему все так сложилось? Почему Уилкс решил, что Себастьян не справится с задачей? Почему они поручили найти Призрака этому… чудику («консультирующий Страж» — это что еще за фигня?)? Что он умел такое, чего не умел Моран? Да он же лучший среди своих сверстников! Сильный, смелый. Для свободного Стража у него были чертовски обостренные чувства. И по утрам он принимал совсем небольшую дозу гуанидина, чтобы снизить восприимчивость к очень уж резким раздражителям.