Хан с лицом странника
Шрифт:
— О чем они? — спросил Федор отца, — скажи, ты же понимаешь.
— Грозятся умнику, который стрельнул по ним, яйца оборвать, — не задумываясь, ответил Алексей Данилович, и добавил от себя, — и правильно сделают, потому что испортил все по-глупому — и заряд, и дело. Думаешь, мне не хочется подстрелить одного, другого? А зря-то чего бахать?
Федор удрученно опустил голову, понимая, что отец прав, и он невыдержанностью своей ничего не доказал, а всадники откатились на безопасное расстояние, где их уже не достать.
Татары же, убедившись, что город знает об их приближении и ворота закрыты, поскакали упредить об этом своих, оставив пятерых наблюдать за городом.
Прошел час, а то и больше, прежде чем
— Ну и нахалы, — удивился Федор Басманов, с любопытством наблюдавший за всеми приготовлениями татарских воинов, — словно не воевать пришли, а жить тут собрались. Здрасьте, вам!
— Они с пустым брюхом воевать не будут. Это тебе не наш мужик, что день работает и только вечером к столу садится. И завтра они, пока не нажрутся, на приступ не пойдут. Я их повадки хорошо знаю.
Ночь прошла спокойно и могло показаться, что утром татары снимутся и, отдохнув, пойдут дальше, не заметив ни саму крепость, ни защитников ее. Федору вспомнились рассказы стариков, что будто бы много веков назад действительно случалось татарам пройти мимо крепостей, которые благодаря молитве, становились невидимыми для них. Может, и с Рязанью произошло то же самое? Однако мечтаниям его суждено было развеяться тотчас, как татары, совершив утренний намаз, быстро поели, выскребая вчерашнюю еду из котлов, и в утренней тишине прозвучали слова команды. Весь лагерь зашевелился, разделился на сотни и изготовился к бою с оружием в руках. Вперед выехали несколько человек во главе с Дивей-Мурзой и, не доезжая ворот, остановились. Один из всадников громко прокричал:
— Наш господин, славный и непобедимый хан этой земли Девлет-Гирей, послал нас сказать, что если вы сдадите город миром, он готов принять вас в своем шатре. Но если хоть один волос упадет с головы любого из его воинов, всех вас ждет смерть, — он чуть помолчал и добавил, — наш доблестный хан ждет ответа.
Алексей Данилович Басманов в полном боевом облачении стоял на башне, ловя каждое слово. Он ждал этого момента и знал, что пощады не будет ни ему, ни тем, кто находится в городке. Но хотел хоть немного оттянуть время, надеясь на подход полков князя Воротынского. Поэтому он громко крикнул в ответ:
— Почему же достопочтенный хан сам не едет к нам в гости? Мы готовы обсудить его условия.
— Хан ждет воеводу у себя, — коротко крикнул все тот же всадник.
— Передайте хану, что негоже хозяевам к гостям на угощение ходить, пусть он к нам сперва пожалует, а уж потом мы к нему.
Всадники, не ожидавшие такого поворота, о чем-то пошептались меж собой и один из них поскакал к лагерю, а остальные остались на месте, изучающе разглядывая башни города и лица защитников, то и дело высовывающиеся над стенами. Басманов подозвал к себе Михея Кукшу и шепнул:
— Вели-ка позвать Менея Муху, он у нас лучший стрелок, пусть сюда поднимется, — Кукша кинулся исполнять поручение и вскоре на помост взобрался Меней, тяжело отдуваясь, волоча за собой пищаль заморской работы.
— Можешь до них достать? — спросил Басманов, показывая на столпившихся внизу всадников. — Отчего ж нельзя? Достанем. Попасть в лошадь или в татарина?
— Подожди, — остановил его Басманов, видя как тот прикладывает пищаль, целясь в кого-то, — сейчас сам Девлет-Гирей должен подъехать, если не испугается. Вот по нему и стрельни. Да не промахнись, а то… сам знаешь.
— Знаю, батюшка, — отозвался Меней, памятуя о крутом нраве боярина, — если пищаль не подведет, то все в точности исполню. Не сумлевайся!
Тем временем вернулся обратно гонец и, подъехав к Дивей-Мурзе, что-то сказал ему. Усмехнувшись, он бросил несколько слов глашатаю.
— Властитель этой земли рассмеялся в ответ на ваши слова. Он везде у себя дома и требует воеводу ехать немедля. Иначе наши воины сожгут город и сравняют его с землей.
— Уж это точно… — Негромко проговорил Басманов, — на такое дело вы мастаки. Только город поначалу взять надо, а тут мы, как на грех, сидим. Эхма, как бы время еще потянуть? Хоть полдня выгадать… — Он глянул вокруг, прикидывая, как можно заставить татар повременить, какой бы предлог еще выискать. Но так ничего не найдя, приказал Менею:
— Ладно, пали вон по тому важному старику, что главный у них. Видишь, с длинной крашеной бородой на белом жеребце сидит?
— Вижу, — кивнул Меней, — я его, родимого, давно заприметил. Только остальные воины заслоняют его и конь под ним так и вытанцовывает, не стоит.
— Пали, как есть, — Алексей Данилович от нетерпения даже притопнул ногой, — а то уедут и больше не увидим его.
Меней набрал в легкие воздуху, приложился щекой к стволу пищали и сделал знак рукой Кукше, указывая на запал. Тот понял и поднес тлеющий фитиль к полке с порохом. Стоявшему рядом Басманову резануло по ушам ударившим выстрелом и башню заволокло клубами порохового дыма. Во рту загорчило от кислого привкуса пороховой гари, и они далеко не сразу смогли увидеть попал ли Меней в Дивей-Мурзу. Когда же дым отнесло, все увидели татарских всадников, крутившихся на месте, едва сдерживая под собой напуганных коней. Белый жеребчик Дивей-Мурзы лежал на земле, подергивая задними ногами и подобрав под себя передние, пытался встать. Пуля пробила ему шею, из которой фонтанчиком била алая кровь, темнея на буром песке дороги. Дивей-Мурза лежал рядом, оглушенный падением, и тихо стонал. Несколько нукеров пытались поднять его, оттаскивая от крепостной стены, закрывали щитами, ожидая следующего выстрела и злобно потрясая копьями в сторону городка, где защитники победно и радостно кричали, махали поднятыми топорами и саблями в руках.
— Я ж говорил, конь под ним танцует, — сокрушенно качал головой Меней Муха, — я с такого расстояния и муху бью, коль она смирно сидит.
— Говорил, говорил, — передразнил стрелка Басманов, — жив останешься после заварухи, все одно выпорю, как обещал!
— Да я чего… Против разве? Если, конечно, живы будем…
— Ладно, болтать! Заряжай свою дудку, да чтоб больше ни по одному не промахнулся. Скоро полезут, — и Басманов, гремя сапогами, скатился необычайно легко по лестнице, чувствуя, как кровь живительной волной прокатилась по всему телу, толчками пошла к голове, заставляя ясно и четко работать мозг. Это было предвкушение боя, ожидание того, чем жил последние годы, слился, свыкся и уже не представлял себя иначе, как в сече, в пороховом дыму, с саблей в руке.
Навстречу ему шли несколько стрельцов, несших службу в Рязани под воеводой Пронским. Увидев Басманова, кинулись к нему.
— Тебя, боярин, и искали, совет твой нужен.
— Какой тут совет! Сейчас татары на стены полезут, а вы советоваться удумали. Пушки готовы?! Заряжены?!
— Пушки еще третьего дня зарядили, а мы сейчас с другим предложением к тебе. Надо бы пару бочек пороха под ворота прикатить, — приноравливаясь к широкому шагу Басманова, толковал один из них, худощавый телом с жилистыми, как бы вывернутыми на сторону руками и испещренным многочисленными черными точками лицом. Такие лица бывают обычно у людей, стоявших у пушек, от выбросов пороховых газов, отметил про себя Басманов.