Хана. Аннабель. Рэйвен. Алекс (сборник)
Шрифт:
— Беги! — велела я. — Быстро! — И подтолкнула ее.
Блу плакала, но послушалась меня и бросилась наутек. Ее короткие ножки, пока еще коротковатые для ее тельца, так и мелькали.
Стервятник ударил меня ногой в грудь, в то самое место, где мне сломал ребро отец, когда мне было двенадцать лет. От боли у меня потемнело в глазах, и я перекатилась на спину. Звезды превратились в пятна от потеков на потолке. Земля стала узловатым ковром.
Теперь передо мной был не стервятник, а мой отец.
Глаза, словно щели, кулаки,
Блу всегда будет грозить опасность.
Наступило безмолвие.
Я сообразила, что схватилась за нож, лишь тогда, когда пропорола ему живот.
Теперь тишина окутывает меня всякий раз во время убийства. Но у меня нет выбора. Если Бог есть, думаю, он ничего не скажет на этот счет.
Он наверняка давно устал на все смотреть.
В комнате, где должны казнить Джулиана Файнмена, звучат щелчки фотоаппарата и гудит голос священника. «Но когда Авраам увидел, что Исаак сделался нечист, он взмолился в сердце своем о наставничестве…»
Тишина подобна ослепительной белизне.
Подошвы моих кроссовок тихо поскрипывают по линолеуму. Врач раздраженно поворачивается ко мне. Он в замешательстве.
Первый выстрел звучит очень громко.
Я вспоминаю, как много лет назад сидела рядом с Тэком. Тогда его приняли в хоумстид. Рдеющие угли в старой дровяной печи, спящая Блу, шум ветра в ветвях деревьев.
— Я думала, ты не вернешься, — заявила я.
— Я и не собирался, — признался он.
Он выглядел другим в одежде, которую ему дал Грандпа — более юным и тощим. Глаза его темнели огромными провалами. Он показался мне красивым.
Я чуть крепче прижала к себе горячую Блу. Она еще сопела во сне, но в груди у нее уже не клокотало. И я ощутила одиночество. В хоумстиде народ занят выживанием. Большинство заразных были или старше меня, или малость не в себе, да и вообще держались особняком. Но дома я тоже не имела друзей. Я не могла позволить себе заводить их, не хотела, чтобы кто-то заинтересовался и начал задавать вопросы.
— Почему ты передумал? — вырвалось у меня.
Он едва заметно улыбнулся:
— Ты бы решила, что я удрал.
Я уставилась на него.
— И поэтому ты рискнул жизнью?
— Нет, — возразил он. — Зато я доказал, что ты ошиблась.
Он помотал головой. Его волосы пахли дымом костра.
— А ты того стоишь, — добавил он и поцеловал меня.
Он наклонился и прикоснулся губами к моим губам. Блу лежала между нами, словно тайна, и тогда мое одиночество растворилось в ночи.
— Как ты?.. — хрипит Лина.
Она белая, должно быть, от шока. Ладони изрезаны, на куртке кровь.
— Где ты?..
— Позже, — бросаю я.
У меня ноет щека. Осколки попали мне в лицо, когда Лина решила прорваться через
Джулиан совсем не похож на свои фото из брошюр АБД. Он юный, печальный и беспокойный. Прямо щенок, выпрашивающий толику внимания — ну, хотя бы пинок.
К счастью, он молчит, просто пристраивается за мной и быстро шагает. Если бы не Лина, ему бы уже всадили иглу в вену и убили. Так было бы лучше для нас и для движения.
Но какой смысл задумываться? Я на стороне Лины.
Для семьи сделаешь все, что угодно.
Мы выбираемся через запасной выход на пожарную лестницу, ведущую во двор. Лина тяжело дышит у меня за спиной, а я, наоборот, — сохраняю спокойствие.
Наступает моя любимая часть истории — побег.
Тэк ждет нас в фургоне на Двадцать четвертой. Я открываю дверь и запихиваю Лину с Джулианом внутрь.
— Привела их? — спрашивает Тэк, когда я забираюсь на пассажирское сиденье.
— Как же без них? — отвечаю я.
Тэк хмурится.
— У тебя кровь.
Я бросаю взгляд в зеркало, замечаю неровные порезы на щеке и шее.
— Царапина, — говорю я.
— Ладно, поехали, — вздыхает Тэк.
Он включает двигатель, и мы мчимся по улице, серой и грязной после дождя. Я прижимаю рукав к лицу, чтобы остановить кровотечение. Когда мы доезжаем до Вест-Сайдской магистрали, Тэк подает голос:
— Зря мы взяли его с собой, — негромко произносит он. — Джулиан Файнмен. Черт! Очень опасно.
— Я беру ответственность на себя, — выпаливаю я и отворачиваюсь к окну.
Теперь я вижу свое блеклое отражение, чувствую гудение холодного воздуха, проникающего сквозь щель.
— Лина так много значит для тебя?
— Она важна для движения, — бормочу я.
Призрачная девушка в стекле тоже что-то говорит. Зубы ее сверкают, совмещаясь с картинами проплывающего мимо города.
Тэк кладет руку на мое колено.
— Я бы тоже сделал это для тебя, — шепчет он. — Если бы тебя схватили. Я бы рискнул.
— Ты уже вернулся ради меня, — говорю я.
Я не забуду его первый поцелуй, тепло Блу между нами и губы Тэка, одновременно сухие и мягкие, как сумрак. Я по-прежнему не могу произнести ее имя, но, уверена, он знает, что у меня на уме.
В последнее время ко мне постоянно возвращается давняя мечта. Мы Тэком исчезаем в лесу, а листья приветственно нам машут, а потом прячут нас от остальных. Чем дальше мы уходим, тем чище становимся. Лес стирает с нас кровь, стычки и шрамы — сдирает плохие воспоминания и неудачи. Еще миг — и мы сияющие и новенькие, как куклы, которых достали из коробки.
И в моей воображаемой жизни мы находим каменный домик, спрятанный в чащобе, целехонький. Там есть кровати, ковры и посуда, как будто его хозяева лишь ненадолго отлучились. А может, дом был построен именно для нас.