Хана. Аннабель. Рэйвен. Алекс (сборник)
Шрифт:
Мне ничего другого не оставалось. Мне было нечем кормить Блу. Я бежала в панике куда глаза глядят. У меня не было ни припасов, ни навыков выживания. Туфли натерли мне кровавые мозоли размером с четвертак. Я не умела ориентироваться. Умирала от жажды, но не пила из ручья, потому что боялась, что сразу же заболею.
Идиотка. Не наткнись я тогда на хоумстид, я бы погибла. И она тоже.
Малышка Блу.
Я перестала верить в Бога, когда еще маленькой девочкой увидела, как отец схватил мать за волосы и ударил лицом об кухонный стол. Кровь брызнула на линолеум,
Но в мою первую ночь в Диких землях все изменилось. Лес распахнулся, будто громадная пасть, и я заметила расплывчатые пятна света во тьме, сияние за завесой дождя и услышала голоса. Грандма закутала меня в одеяло, а Мари, только что вторично разродившаяся мертвым ребенком, взяла Блу на руки и заплакала. Слезы лились по ее щекам не переставая, пока Блу сосала грудь, и я поняла, что мы обе спасены. Наверное, именно тогда я познала Бога, но, возможно, лишь на мгновение.
— Мне не полагается говорить с тобой, — заявила я Тэку.
Только у него не было имени. Ни группы, ни хоумстида. Он ни к кому не принадлежал. Мы звали его Вором.
Он рассмеялся.
— Неужели?
— Ты стервятник! — крикнула я, хотя не понимала, что означает данное слово.
Хорошо, я тогда еще не видела ни одного из них. Я столкнулась с ними через два года, во время переселения, когда мы потеряли половину людей.
— Не хочу с тобой общаться.
Он вздрогнул.
— Я не стервятник, — возразил он, вскинул голову и уставился на меня.
А я удивилась, что он — мой ровесник. Его одежда, поведение и даже грязь заставляли думать, что он гораздо старше.
— Ты вор, — упорствовала я, отводя взгляд.
Я прожила не больше месяца в Диких землях. И, конечно, не избавилась от страха перед ними. Перед парнями.
Он пожал плечами.
— Я — тот, кто уцелел.
— Ты украл нашу еду, — сказала я и мысленно произнесла: «А другие считали, что ворую я». — Поэтому для меня ты стервятник.
Однажды кто-то заметил, что припасы таинственным образом пропадают, а силки внезапно оказываются пусты. Питьевая вода из канистр буквально испарялась. Возникло напряжение, начали гулять подозрения, а виновницей стала я. Ведь я же — новичок и появилась здесь позднее остальных. Никто не знал, кто я такая и откуда взялась, поэтому все свалили на меня.
Парень по имени Грей, тогдашний глава группы, установил наблюдение. Ночью он обходил силки и ловушки, проверял кладовки и убеждался, что члены хоумстида находятся именно там, где им полагается. На вторые сутки он засек Тэка, когда тот доставал кролика из сетей. Тэк чуть не всадил в Грея нож, пытаясь улизнуть. Но промахнулся — лишь отхватил у Грея кусок мяса с лопатки. Грей заорал и прижал Тэка к земле. В итоге Тэк стал нашим пленником, и все обсуждали, как с ним поступить.
— Добро пожаловать на свободу, — произнес он и плюнул прямо себе под ноги. — У каждого есть собственное мнение.
Я снова переключилась на Блу. Грандма сказала мне не слишком привязываться к ней. «Такие здесь не выживут», — объяснила она. Но Грандма опоздала. Когда я нашла Блу и почувствовала, как бьется ее крохотное сердечко, я поняла, что она — мой долг, моя подопечная.
Сперва Блу плохо сосала грудь Мари, но через две недели у нее появился аппетит, и она набрала вес. Когда Мари кормила ее, я садилась рядом. Иногда я тихонько обнимала Блу, словно вбирая в себя их обоих. Я будто вливала свою жизнь в жилы и рот Блу и постоянно держала ее при себе. Грандма подарила мне старые слинги, выцветшие от множества стирок. Теперь я привязывала Блу к себе, когда отправлялась помогать остальным.
Но потом она опять заболела. Она постоянно капризничала и спала урывками, по пятнадцать минут. У нее текло из носа, а на второй день температура поднялась настолько, что я ощущала жар ее тельца на расстоянии шести дюймов от ее кожи. Она перестала есть и плакала часами напролет. Говорили, что это — обычная простуда, и она выкарабкается.
Спустя три дня я была в полубессознательном состоянии от изнеможения и от беспощадной усталости. Ночью я бодрствовала, укачивала Блу, когда она пыталась оттолкнуть меня, шептала ей что-то ласковое и сбивала температуру влажной тканью. Нас обоих перевели в комнату для больных. Тэка тоже временно посадили туда. Другие обитатели хоумстида собрались в главной комнате и решали, то ли отпустить его, то ли наказать парня или даже убить.
Правила Диких земель не менее суровы, чем законы по ту сторону ограждения.
Тэк наблюдал, как я сижу, склонившись над Блу. Я разговаривала с ней и вытирала пот у нее со лба. Она практически не шевелилась, когда я прикасалась к ней. Ее дыхание стало неглубоким и прерывистым.
— Это вирус, — вдруг произнес Тэк. — Ей нужно лекарство.
— Ты что, врач? — огрызнулась я, но испугалась.
Мне хотелось, чтобы Блу заревела, открыла рот, хоть как-то на меня отреагировала. Но она просто лежала без движения. И я поняла, что ей совсем плохо.
— Моя мать работала медсестрой, — сообщил Тэк.
Странно, что у вора, нарушающего законы, есть мать и свое собственное прошлое. Я удивленно посмотрела на него.
— Развяжи меня, — негромко, но убедительно сказал он, — и я помогу тебе.
— Не гони! — рявкнула я.
В глубине души я надеюсь, что Лина не появится. Она может заблудиться или застрять на границе, и тогда патруль быстро поймает ее. Кроме того, у нее нет документов. Она может просто опоздать, и мы с Тэком не будем рисковать своими шкурами.
Но мы слишком хорошо обучили ее, и около десяти часов я замечаю Лину. Она идет по улице, опустив голову под дождем, превратившимся в легкую морось. На ней — чужая одежда, если не считать ветровки. Наверное, она взяла эти вещи на конспиративной квартире. Но походку Лины нельзя не узнать: легкая, пружинящая, словно она в любую секунду готова сорваться на бег.
Тэк аккуратно сползает с сиденья. Но Лина погружена в себя и полностью сосредоточена на своих мыслях. Она добирается до клиники и проскальзывает внутрь.