Ханкерман. История татарского царства
Шрифт:
1551 год. Хрустальный терем
Уж как мечтал Бахтияр Беркузле, младший сын Махмуда, побывать в Казани, а все не судьба. Когда отец с братом поехали в уланской сотне с Шах-Али, его оставили в Ханкермане – десятком командовать. Пусть долгожданное повышение по службе, почета и уважения больше, но что это за служба – почти пустой дворец охранять. Три года назад в грязный поход на Казань с великим князем ходил, тоже Казани не видел. Был в охранении пушек, пока войско обратно не повернули. И вот теперь совсем близко до Казани, всего два перехода, а тут приказывают идти к Васильсурску и ждать. Чего ждать? Кого ждать?
Ждут в Васильсурске касимовские уланы, а чего ждут, сами не знают. И вот дождались.
Давно уж не мальчик
Причалила к пристани большая гребная галера на десять пар весел. А на галере той… Бахтияр аж глаза протер, не мерещится ли? Нет, точно, посреди палубы терем! Из чистого хрусталя! Такое только в сказках бывает!
А вот и не в сказках. Русские стрельцы рассказали Бахтияру, что в тереме казанская царица Сююмбике с сыном Утямышем в Москов-град едет. Сами казанские татары с поклоном и смирением послали ее русскому царю. И касимовские уланы будут ее сопровождать и охранять от Васильсурска до Москвы. К тому же, великий государь приказал царице казанской Сююмбике в светлое время быть на палубе, чтобы все с берега видели, кого на галере везут. А если дождь или ветер, может укрыться царица в хрустальном тереме, через который ее особу видно.
Разве не сказка?
Оставили своих коней уланы, погрузились на галеру, поклонились казанской царице. Кивнула в ответ царица, ласково улыбнулась татарам, на красные кафтаны стрельцов посмотрела с презрением.
Сказочной красоты женщина, даже когда сердится, прекрасна!
Не любит десятник Бахтияр водных походов, а вот сейчас рад, что путь до Москов-града против течения так долог.
Жаль, что сын Раис не смог с ним отправиться, ему военачальники другую задачу уготовили.
1551 год. Чуден град Свияжск
Двор хана Шах-Али съехал из Ханкермана еще зимой, привычно оставив город на попечение сеитов. Говорили, встал хан на реке Суре с большой силой, снова с русским князем на Казань собирался. А весной, как затрещал лед на Оке, так и уланам велели собираться в поход. Не дело уланов обсуждать приказы своего сотника, да только удивительно: разве ходят походом в распутицу? Дороги нет, а каждый малый ручеек превращается в бурную реку. Но что судить зря, собрались уланы в указанный срок у старого дворца, как положено, в доспехах, при оружии, саадаках, у каждого по паре сменных лошадей. И тут говорят, что лошадей нужно дома оставить. Как так? Где видано, чтобы уланы в поход пешком шли? Но говорит сотник Али-Мурза, что не пойдут, а поплывут уланы, и указывает плеткой на причаленные к берегу струги.
Стыдно признаться, но девятнадцатилетний улан Раис Беркузле побаивался плыть на струге. Под ногами не твердь земная, а шаткие доски. Устоят ли челны против мутных волн, меж которыми еще толкаются льдины? А он плавать не умеет. Но дядька Назар только рассмеялся и первым забрался на струг. Сказал, что так даже лучше, чем на лошадях, – спать можно и седалище не устает.
За веслами бородатые урусы, все крепкие мужи. Дружно и умело налегают на весла, быстро идет челн по высокой воде, обгоняя длинные плоты. С рождения живет на Оке Раис Беркузле, а никогда не видел подобных плотов. Бревна ровные, словно подобраны по длине и размеру, на плотах мужики с длинными шестами. На речных изгибах гурьбой наваливаются на шесты, чтобы мелей избежать, и как только управляются?
С закатом солнца причаливают струги к берегу. На стоянках только и разговоров, куда плывут, зачем? Понятно, что Казань воевать, не впервой, но в этот раз, видно, взялись серьезно. Челнов-то и стругов полна река, и на каждом воины. На вечерних стоянках еду варят в достатке, припасов везут много. Вчера обогнали караван барж с мукой да солониной, а еще на одной барже клетки с курами да гусями. Гогота – на всю реку!
Ближе в ночи причалила рядом большая галера с московскими стрельцами. Все бородатые и в алых кафтанах. Народ степенный, быстро и без суеты разбили стан на берегу, поужинали у костров кашей с солониной и после молитвы спать улеглись. Но посты выставили. Их-то дозорные и подняли ночью тревогу. Заметили конных людей во множестве при оружии, с луками да копьями. Похожи на башкир, это местные дикие племена, что Казани платят дань воинами и лошадьми. Непонятно, напасть собирались или просто в темноте с дороги сбились, но стрельцы для острастки пальнули из пищалей. Они и ушли.
Утром Али-Мурза объявил уланам, что идут они не на Казань, а на реку Свиягу, где теперь стоит Шах-Али. Там уланам и служить.
Широка река Итиль, что урусы зовут Волгою. С одного берега другой еле виден. Почти как море в бабкиных сказках. А в месте, где впадает в Итиль река Свияга, остров круглый, безымянный, поросший дремучим лесом. Вот к этому острову и причаливают струги и челны. Сходит на берег служивый народ, стрельцы да пушкари, и, не теряя времени даром, сволакивает с челнов пушки, ставит их на деревянные козлы жерлами в сторону реки. Сильна и грозна еще казанская речная рать, ходит она на быстрых стругах, а на каждом струге гребцы – невольники, прикованные к лавкам. Гребут они изо всех сил, ведь знают: если потонет струг, с ним вместе на дно и пойдут.
Причаливают к острову и длинные плоты. Русские мужики тянут с них бревна веревками на берег. Складывают лес штабелями, артельные мастера клейма на комлях сверяют по бумажкам. На каждом комле – свое клеймо. Ведь это не просто лес, а уже готовый город, срубленный под Угличем, теперь его только собрать нужно.
Уланам тоже сразу служба нашлась. Командиры ушли к хану на доклад, остальным велели снять кольчуги да тягиляи, отложить сабли с луками и браться за топоры – валить вековые сосны. С непривычки быстро сбил ладони до мозолей улан Раис Беркузле. Усмехается в бороду стрелецкий десятник Аким, качает головой, показывает, как правильно топорище нужно держать. Велит своим стрельцам подменить татар-неумех, а им бревна вытаскивать да обрубленные сучья к кострам нести.
К обеду выбился из сил Раис и продрог от студеного речного ветра, едва у костра отогрелся. К счастью, после полуденного намаза приехал сотник Али-Мурза, сообщил, что на остров прибыл Шах-Али, хочет смотр своим уланам устроить. Велел идти вглубь острова, где на поляне, окруженной пеньками срубленных деревьев, белел большой шатер.
Какой же смотр без лошадей? Стоят уланы, мнутся. Вдруг вышел из шатра любимый ворон хана Хасан. Важно так прошелся, вспорхнул и улетел в ближайший лес. А потом уже вышел сам Шах-Али в окружении своих нукеров, все такой же тучный, улыбчивый, сказал уланам приветливые слова. Выдохнули облегченно уланы, заулыбались. Дадут им добрых коней по три на каждого, и седел кожаных казенных дадут, и узду, и упряжь, и все что нужно. Будут уланы на реке Свияге охранять дороги, чтобы не баловали зря местные бесермены, не грабили княжеских обозов. А пока… придется лес валить, потому что быть здесь городу!
Касимовцам было велено встать на правом, «горном» берегу Волги и охранять дороги от местных степняков. Большой стан получился – около полусотни юрт. При стане пасется большой табун, нарочно пригнанный из ногайских степей. Какая лошадь понравилась, такую и бери. Только охранять ночами приходится – местные шалят.
Жадны местные бесермены, но глупы. Попадаются все время на одну и ту же хитрость. Вот едет русский обоз: телеги, возы груженые. Охраны немного, всего десяток стрельцов, кто пешком идет, кто на телеге сидит, ноги свесив, вот их десятник Аким на кучу мешков прилег, вроде как дремлет. Но сам начеку, а под рукой заряженная пищаль, и фитиль дымится. Как заметят впереди чужих, так дает десятник Аким команду, тут же стрельцы телеги в круг ставят и за ними укрываются. Сбрасывают с телег тюки наземь, а под ними пушка и два тюфяка, заряженные картечью. Первый же выстрел – сигнал! Как выстрелит пушка, значит, калмыки или чуваши напали, тут и пускают касимовские уланы своих коней в галоп, ведь полусотня по уговору едет, чуть отстав от обоза.