Хаосовершенство
Шрифт:
Грег добродушно выругался, присел на корточки и принялся собирать листы.
Чертежи последнего и самого главного для целей Станции инженерного устройства – «конструкции Лакри» – существовали исключительно на бумаге, и только в одном экземпляре. Несмотря на принимаемые меры безопасности, Ганза предпочитал всегда носить их с собой. Мишенька относился к такой осторожности с пониманием.
– Рус уловил принцип и предложил настолько неожиданный ход, что я до сих пор хожу под впечатлением, – продолжил между тем Ганза. Он не заметил жеста Слоновски. – Нам даже перестраивать ничего не придется, лишь добавим пару элементов
– Сложно? – осведомился Щеглов, плавно перебив лохматого гения.
– Неделя работы, – махнул рукой тот.
– Мы уже начали, – добавил Слоновски. – Думаю, дней за пять управимся.
Когда дело касалось сроков, Мишенька предпочитал доверять словам Грега, а не Ганзы – Слоновски умел уговаривать людей работать интенсивнее.
– Единственный нюанс заключается в том, что мы сможем только поднять столб, – продолжил тем временем главный инженер. – Удержать его нереально. А когда его закрутит, тут действительно откроется филиал ада.
– Удержим, – хладнокровно пообещал Щеглов.
– Ты подготовил расчеты? Я хочу посмотреть.
Ганза «тыкал» всем, включая Мертвого и Холодова, и все давно перестали обращать внимание на манеры гения.
– Вычисления продолжаются, – спокойно ответил Мишенька. – Но я знаю точно, что столб мы удержим.
– Да, помню… ты говорил. – Ганза раскрыл папку и принялся лихорадочно рыться в бумагах: – Грег перепутал последовательность, но… сейчас…
На бетон вновь посыпались листы.
– Что-то ищете, господин главный инженер? – участливо осведомился Мишенька.
– Хочу показать кое-какие заметки… Я провел перерасчеты и уверен, что удержать столб можно будет только с помощью чуда… Да где же?
Офицеры переглянулись.
– Чудеса – это наш профиль, – хмыкнул Грег.
Щеглов с сомнением посмотрел на лохматого гения, вновь перевел взгляд на Слоновски и усмехнулся.
– Ганзу можно понять, Грег, он верит исключительно цифрам, то есть тому, что мы не в состоянии предоставить. И он лучше всех знает, что случится, если у нас не получится.
– Мы совершим первый в истории Земли подрыв планеты, – жизнерадостно улыбнулся Слоновски.
– И последний.
– Войдем во все учебники.
– Марсианские.
– Главное – прославимся.
Офицеры рассмеялись, а Ганза, продолжающий рыться в бумагах, так и не услышал их шутку.
Анклав: Москва
Территория: Болото
«Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат»
Немного тепла перед дальней дорогой
И много будет странствий и скитаний,Страна Любви – великая страна.И с рыцарей своих для испытанийВсе строже станет спрашивать она,Потребует разлук и расстояний,Лишит покоя, отдыха и сна.Слова старой песни тихо шелестели по опустевшему особняку. Из комнаты в комнату, отталкиваясь от деревянных панелей стен, прыгая с этажа на этаж по скрипучим ступеням лестницы, спускаясь в подвал
– Почему сейчас? – тихо спросила Патриция.
– Потом не будет времени, – ответил Грязнов, бережно укладывая в коробку тщательно упакованную статуэтку. – А я не хочу собирать коллекцию наспех.
От знаменитого на всю Москву антикварного магазина осталась лишь витрина – торговый зал, в котором Кирилл принимал посетителей. Сохранился не полностью, количество выставленных древностей уменьшилось почти на треть, но это мало кто заметил – слишком уж много их там было. А вот за фасадом стало пусто, из хранилища и роскошно обставленных комнат особняка, которые сами по себе были мини-музеями или мини-витринами, исчезло все ценное. Картины и фотографии, редкие статуэтки и коллекция старинной музыки – все отправилось прочь из Москвы. И обнаженные стены тоскливым эхом подпевали словам старой песни.
6
Владимир Высоцкий. «Баллада о любви».
– Дом пустой, – сглотнув подступивший к горлу комок, сказала Пэт.
Грязнов понял, что имела в виду дочь. Оторвался от своего занятия, огляделся, словно только что увидел произошедшие перемены, и качнул головой:
– Дом был наполнен мной.
После чего достал из валявшейся на столе золотой коробочки пару пилюль и принял их, запив водой из бокала.
– А сейчас?
– Я был его тайной, я был его жизнью и его дыханием. Без меня он пуст.
– А сейчас? – повторила Патриция.
– Сейчас мы уезжаем и, вполне возможно, больше никогда с ним не увидимся.
Песня закончилась, а новая не зазвучала. В наступившей тишине Кирилл поднялся на ноги, медленно прошел по комнате и остановился у двери, прикоснувшись рукой к косяку.
– Он любит, и он простит. Он знает, что я должен ехать. Но он надеется, что я вернусь. Больше ему ничего не остается.
– А ты?
– Я тоже.
– Кажется, это все, что нам остается, – надеяться.
– Но сейчас у нас появились для этого все основания, ведь так?
Грязнов улыбнулся, и Пэт поняла, что ее тайна раскрыта. И машинально дотронулась рукой до живота.
– Откуда ты знаешь?
– Я твой отец, кому же еще знать, как не мне? – Он подошел к дочери, которую многие называли Избранной, и нежно провел пальцами по ее щеке. – Ты уже знаешь кто?
– Девочка, – тихо ответила Патриция.
– Это замечательно. – Ей показалось или на глазах Кирилла действительно блеснули слезы? Или в его душе? Или показалось? – Девочка – значит мир.
Девочка – это очаг, очаг – это дом, дом – это мир. А мальчик – костер, костер – это поход, поход – это война.