Характерник. Трилогия
Шрифт:
Сергей хмыкнул в усы.
— То, что я крест не ношу, это ничего не значит. Верю я в Бога.
— Та-ак! Ошибся я в тебе, значит?
— Ну, это как посмотреть! Я, как ты говоришь, с лошадиным сословием тоже дружбу не вожу. Ха-ха-ха! Паритет соблюдаю. Но, Белого Бога почитаю. Есть Он, но есть и другие, исконно родные. Греки нашему племени тысячу лет назад, мозги запудрили, Володя на венценосную бабу повелся, вот и слили родных Богов. А, подумали бы своей бестолковкой, и поняли бы тогда, все осталось у людей русских, как и прежде.
— Это как, объяснись!
— Ну, вот почитаешь
— Конечно.
— А он ведь присутствует в пантеоне христианских святых.
— Ты часом не перегрелся, отрок?
— Да, я-то в норме, ты сам мозг напряги. Святой Власий, покровитель скота у христиан. Ну, старче, дотумкал? Велес и Власий, это один и тот же Бог.
Волхв смотрел на собеседника широко раскрытыми глазами, не мог понять, шутит он над ним или действительно все так, как он говорил.
— А Перун?
— Что, Перун?
— Его образ, как под копирку списали на Илью-пророка, да еще по иному, православные того называют Илья Громовник. В чем разница: Перун Громовержец и Илья Громовник? Вот и выходит, что я верую, и верую в Белого Бога, и в своих исконных Богов. Я такой же сварожич, как и ты старче. Гой еси Сергий!
— Ну и кем же ты будешь, гой?
За беседой, оба только сейчас, казалось, заметили, как ночное небо высветлили звезды, а молодой месяц между ними, набирает силу.
— Ты прав, волхв. Я, наверное, необычный человек, а род свой веду от Перуновых Хортов. К сказанному могу прибавить, по роду занятий, казак-характерник. Еще вопросы будут?
— Да-а! Я уж думал, что вас и не осталось-то никого на свете. А, вот смотри ж, сподобился увидеть.
Долго еще беседовали, спорили и подтрунивали друг над другом эти два человека. В спорах, подружились, несмотря на возрастные категории. Им было о чем поговорить. В хлопотах, уходом за ранеными и отдыхе, минули четыре «отпускных» дня для всего отряда. Угомонился даже сержант, редко показывавшийся на глаза Сергею. Двадцатого, ближе к вечеру, вся деревня сорвалась с насиженных мест и двинулась в сторону знакомого разведчикам леса. Котов тоже пошел с ними, отметив про себя, что всех бойцов, находившихся в здравие, тоже не минула сия участь.
В священной дубраве, куда вела та узкая стежка, мимо которой они прошли, на старом славянском капище собрался народ. По требованию волхва и с разрешения старшины, бойцы сложили автоматы и финки перед истуканом Перуна, сами отошли, смешавшись с местными жителями, с интересом наблюдая, что будет дальше. Глядя на частокол священного места, на грубо срубленных из дерева божков, красноармейцы воспринимали это все, скорее как развлечение, чем как что-то иное, наполненное вековым смыслом. Громкий голос Всеслава, заставил всех подтянуться, как при строевом смотре:
Сва Перуне, Бог огнекудрый
В огнеруне грозы премудрый
В громоколе исто гремящий
Молоньями навий разящий
Огнем святи правые мечи
Справно гряди с ратаем в сече!
Женщины и старики деревни, пришедшие на праздник, в экстазе громко приветствовали славянское божество:
— Гой! Слава! Слава! Слава!
И пошел зачин празднества. На жертвенный камень упала голова красного петуха, окропив его кровью птицы. Снова зазвучал торжественный голос волхва:
— О сию пору празднуется во всех Родах Русских да Славянских великий Святодень, Перуну-Батюшке Громовержцу — Ратаю-Воину Небесному, Явь от Нави Оберегающему, Правь Божеску Утверждающему, Ряд исто Блюдущему, Силу правым Дарующему, издревле посвящённый. А деяли тако честные Предки наши да нам тако же деять заповедовали!..
С петушиных перьев, капли крови окропили оружие разведчиков, волхв понизив голос до шепота, читал заговор. Громадина Селезнев, попытался отшатнуться от руки славянского жреца, когда тот хотел мазнуть кровью его чело, но был остановлен, повисшими на руках двумя молодицами, и сдался, дав провести над собой ритуал. Не стали дергаться и остальные бойцы, уступив людям, принявшим их на постой. Пусть порадуются! От «расправы» слинял только сержант. Закончилось действо одеванием на шею оберегов, ну и естественно костром, а потом и праздничным столом с выпивкой. Выпив вместе со всеми, и помянув павших товарищей, Сергей предупредил всех своих, чтоб на спиртное особо не налегали, завтра в путь-дорогу, ушел спать.
Уже засыпая на сеновале, раздевшись до исподнего, вдыхая дурманящий запах свежего сена, почувствовал как к нему под бок, под тонкую материю рядна, юркнуло молодое девичье тело.
— Ё-о!
Девица словно удав обвила его всего. Тонкая нежная ручка прорвалась к его «сокровенному хозяйству», а в губы впились прохладные губы неизвестного чертенка. Такого с ним еще не было. Вот это номер, сейчас его изнасилуют! Самое интересное, «хозяйство» совсем не противилось тому, что с ним делали. Оно, помимо его воли, жило своей, отдельной жизнью.
— Ё-о! — снова простонал Сергей, потеряв последнее желание сопротивляться.
Его использовали по своему назначению, как мужчину, почти до самой утренней зорьки, выжали как лимон, заставили десятки раз «взлетать под небеса», затем столько же раз «умирать», терять нить реальности, и после всех утех на качественно разваленном по сторонам сеновале, умудрились ускользнуть и спрятаться, чтоб даже не признал, с кем миловался.
Поспав до восхода солнца, не проснувшись даже при криках деревенских петухов, вынырнул из состояния сна только от пинка неизвестного существа похожего, скорее всего на кошку, чем на что-то иное. Лохматое чудо еще и говорило.
— Ну, ты достал! Вся ночь как заведенный трудился. На тебе пахать надо, а ты… Тьфу!
— Ты кто?
— Овинник я, у Всеслава живу. Не признал? А, ну да! Нас же теперь мало осталось. Иди уже, солнце встало, утро на дворе.
Одевшись, пошел к волхву разбираться, что за дела?
— Ничего, сено я соскирдую обратно, а за то, что девок утешил, спасибо.
— Девок? Как девок? Их, что, двое ночью было?
— Не-ет! Перунову кровь я на откуп случаю пустить не мог! Две! Ха-ха! Их трое было! Так, чтоб наверняка. Ежели боги смилостивятся над нами, то все трое и забрюхатят!